Алексей Вершинин - Умирая дважды

Сейчас была ночь, время размышлений и тревоги. Чет привык бояться. Ожидание чего-то ужасного не покидало его с тех пор, когда Дорелу, его соседу, военные перерезали горло на глазах у всей деревни. Он видел, как темная кровь пульсирующим потоком билась из красной полосы на его шее, видел большие непонимающие и искренние глаза, слышал странный предсмертный хрип. С того времени он не мог спать спокойно. Он готовил себя к самому страшному. Чарет с мертвыми стеклянными глазами и вываленными из брюха кишками. Темно-синее лицо его повешенной жены Зары. Чет гнал от себя эти образы, злился, когда начинал думать о подобном, но даже здесь, бежав от огня и раскаленной стали, он не переставал бояться. Он понял, что страх – это ожидание чего-то плохого.

Каждый шорох, каждый стук каждый вздох в вонючей темноте не мог быть сам по себе. Его кто-то издавал. А этот кто-то может быть плохим человеком.

Коридоры и отсеки старого ржавого суденышка были заполнены такими как он. Три сотни оторванных от родного дома, брошенных в железную коробку, жаждущих хотя бы жизни. Шурша грязными лохмотьями они шатались по проходам и лестницам. Испачканные исхудалые лица не выражали никаких эмоций. При встрече они мычали подобие приветствия друг другу. Все знали от чего бегут, никто не знал куда. На одном берегу остались их дома, на другом их ждали неизвестность. Позади они оставили все чувства и эмоции. Впереди они посеяли надежды. Здесь на барже были лишь тела и оболочки. Судно было неким подобием небесного лимба, чистилища. Они вырвались из ада, но не знают, попадут ли в рай.

Когда Чарет и Зара просыпались, Чет поднимался на палубу на пару минут закрывал глаза. Солнце, бьющее лучами или спрятавшееся за тучами, ослепляло его. Он стоял, раскинув руки и чувствуя губами легкий бриз. Свет и ветер смывали с него всю вонь и темноту недр баржи.

Затем он и еще несколько человек спускались в машинное отделение. Вверх, вниз. Лопаты вгрызались в массу угля. Жар от двух печей, казалось, плавил кожу и волосы. Спина становилась какой-то одной опухолью и челюсть от боли сжималась так, что кровоточили десна. Уголь поднимает на лопате. Уголь летит в ревущее пламя. Лопата со скрежетом вонзается в черную кучу. Вверх, вниз. Каждое мгновение – боль. Каждая секунда приближает заветные четыре часа дня, когда сюда спустится следующая смена, а Чет получить кусок жесткого мяса или гнилой кочан капусты.

Следующие пару минут на открытой палубе были самым любимым временем суток. Кожа, словно очищенная пеклом, вдыхала соленый воздух и ноги подкашивались от удовольствия. Слезы казались холодными и нежно бежали по щекам. В такие моменты Чет переставал бояться и не чувствовал ничего. Это казалось счастьем. Казалось, это было давно.

Три дня назад он видел солнце. Три дня назад в железных глубинах затих ровный гул двигателя. Баржа остановилась.

Матросы не выпускали беженцев наружу и избивали всякого кто рискнул подышать свежим воздухом без разрешения.

– Утопить бы вас всех. – рявкнул моряк с жирным лицом и красным крестом на фуражке и захлопнул дверь.

Это было три дня назад. Кто-то говорил, что прорвался шланг подачи масла. Кто-то – что ждут конвой.

Темнота, местами обрываемая лишь светом керосинок, стала для них воздухом. Низкие коридоры и узкие отсеки – домом. Ржавый муравейник, муравьи без королевы. Тела без чувств. Тени с надеждой.

Скоро проснется Чарет или Зара и можно будет поспать пару часов, если можно назвать сном парад призраков прошлого, которые мучают, терзают. По которым скучаешь. Родители. Сестра. Их прах сейчас смешан с грязью и пеплом. Их мечты стали его мечтами.

Чет услышал шорох и из-за угла показался сгусток темноты с человеческими очертаниями. Было видно, как он прижимается к стене, стараясь обойти протянутые ноги Чарета. Тень остановилась и присела. Из-под лохмотьев к котомке потянулась серая рука. Там было мясо. Страх подскочил комком в горле.

–Пшел отсюда. – прошипел Чет.

Тень попятилась и громко вздохнув, поплелась дальше. В тусклом свете лампы Чет разглядел грустное женское лицо.

Вдруг это был бы мужчина. Сильнее его. Наглее. Нет, не стоит думать об этом. Ноги похолодели. Сердце колотилось как когда-то двигатель баржи. Как бы не разбудить Зару, дремавшую на его груди. Хоть бы этот кошмар поскорее закончился.

Изредка качка становилась еще больше. Очень странные ощущения – ты находишься в темноте и чувствуешь колебания. Слышишь скрип, удары волн в борт. Пол поднимается выше и руки инстинктивно раскидываются в поисках опоры. Кажется, будто нет никаких коридоров и отсеков. Лишь ты и кромешная тьма. Тебя поднимает все выше, все дальше. От холодного моря, от остывших печей, от себя самого. Затем кто-то зажигает лампу. И ты все там же, над тобой и под тобой – ржавое железо. Кого-то стошнило, и эхо разносит этот звук, разделяя его переборками и вбивая его в уши. Такие вещи здесь заостряют внимание. Кто-то закашлял, кто-то плачет. Гулкий металлический удар – кто-то споткнулся. Маленькие события. Как будто ты ночью едешь в купе один, не можешь уснуть и винишь в этом чужой разговор или храп за стенкой.

Был уже день или вечер, когда Чет с семьей отправились на крысиные бега. Никто не уже не помнил, кому и как пришло в голову это развлечение, но всякий раз, когда в сумраке проносился слух, что сегодня будут бега, все, кто хотел хоть на немного отвлечься, шатаясь, спускались в трюм. На стенах горели электрические лампочки, и после душных и темных коридоров он казался огромным холлом какой-нибудь старой заброшенной гостиницы. Люди ютились и толкались, стараясь подойти ближе в центру. На влажных коричневых стенах плясали размытые тени, на серых лицах появлялись слабые улыбки, когда из коробок вытряхивали тощих крыс. Здесь никто не делал ставки. Каждый человек просто выбирал своего грызуна-фаворита и тихо, про себя радовался, когда тот уверенно бежал к финишу, или так же тихо огорчался, если крыса рассматривала фанерные стенки загона, подпираемого людьми. Никто не выигрывал, никто не был аутсайдером. Чет считал, что если его крыса победит, то завтрашний день будет хорошим. С тех пор как остановился двигатель, те грызуны, на которых он ставил, постоянно проигрывали, и он уже начал верить своему вымышленному суеверию.

Прежде знакомые лица кивали ему, слышались чьи-то приободренные возгласы. Часть уже беженцев скопилась в центре. Чет решил не лезть в толпу и просто разглядывал присутствующих. Чарек о чем-то спорил с ровесниками, Зара молча пялилась в пол. Атмосфера праздника, затянувшегося до поздней ночи, где каждый участник пытается высосать хоть что-то позитивное и делает вид, что ему весело.

– За нами пришли! Там корабль. – громом пронеслось на до головами.