Дейвид Мейсон - Тень над Вавилоном

– Попали, Полковник! – Егерь смотрел в бинокль, как разбегаются животные. – Да, попали. Достаточно метко, но куда именно, сказать наверняка не могу. Если ранение в область сердца или легких, то он свалится через сотню ярдов, а то и раньше, но, думается, вы попали немного отступя. Лучше дайте-ка мне на всякий случай винтовку.

– Этот старый хрыч дернулся, Дэнни! – После пережитого напряжения и молчания во время охоты Полковник неожиданно стал многословным: – Этот чертов бык пошевелился как раз тогда, когда я выстрелил! Проклятье! Еще бы хоть полсекунды – это все, что мне было нужно!

Бык убегал. Он чувствовал непривычную слабость и нехватку воздуха, а его ноги слегка подкашивались. Но кровь разогнала адреналин по всему телу, и инстинкт самосохранения увлекал его вперед.

Самки уже ускакали, быстро и без усилий преодолевая неровности земли, и олень устремился за ними. Через сотню ярдов стадо перетекло через край распадка и исчезло из виду. Дэнни вскочил на ноги.

– Вставайте, Полковник, мы не должны его упустить. – Он помчался вперед, и Полковник следом за ним.

Дэнни чуть-чуть не добежал до края распадка и, бросившись на землю перед травянистой кочкой, стал прилаживать винтовку к плечу. Он передернул затвор, выбросил пустую гильзу Полковника и заслал в патронник новый патрон. Несколько олених уже появились в их поле зрения. На приличном от охотников расстоянии олени быстро взбирались по дальнему склону распадка в сторону седловины на вершине холма. Полковник поравнялся с егерем.

– Почему мы остановились? – отдуваясь, спросил он. – Не лучше ли будет не задерживаться?

– Видите тех олених, Полковник? Это те же самые. Ваш бык либо упадет замертво на дне распадка, либо пойдет почти тем же путем, что и самки. Он для него будет самым легким, даже несмотря на то, что придется карабкаться вверх. Думаю, если вы не против, мне лучше выстрелить.

Полковник улегся рядом с Дэнни и искоса бросил взгляд на егеря. Что он имел в виду, сказав, что ему лучше выстрелить? Отсюда? Стрелять с такого расстояния просто нелепо. Ради всего святого, о чем он говорит? Вне всякого сомнения, было бы лучше продолжить преследование оленя в надежде, что тот, ослабев, опустится на землю.

Лицо егеря выражало спокойствие. Через несколько секунд его глаза сузились от напряженного внимания. Полковник проследил за его взглядом. Бык появился там, где и предсказывал Дэнни, он поднимался прямо напротив них по той же тропе, что и самки.

– О, Господи, – пробормотал Полковник, – я его только подранил. Теперь он черт знает как далеко. Господи, какое несчастье!

– Полковник, мне сейчас нужно сосредоточиться. – Дэнни упер винтовку в плечо и приник глазом к прицелу.

Полковник снова скосил взгляд и посмотрел на егеря более внимательно. Не может же быть, чтобы тот всерьез собирался стрелять прямо отсюда?

Бык находился ярдах в пятистах от них, изрядно поотстав от своих олених. Он чувствовал огромную слабость: место, куда попала пуля, уже полностью онемело, а из глубины желудка начинала подниматься тупая боль. Спускаясь в распадок, олень закашлялся, раз-другой споткнулся и чуть было не упал, но теперь, когда он поднимался вверх, удерживаться на ногах стало легче. Странное ощущение внутри тела придавало ему необходимый дополнительный страх. Хотелось прилечь и отдохнуть, но инстинкт гнал его вперед.

Дэнни спустил курок. Со скоростью почти две тысячи миль в час пуля пронеслась над пустынным распадком. В пятистах ярдах от стрелка и чуть меньше чем через три четверти секунды она поразила цель.

Старый бык так и не услышал выстрела. Вместо этого он ощутил второй сокрушительный удар в заднюю часть шеи, как раз над плечами, а затем – забвение. Эхо выстрела отразилось от склонов распадка и прогремело вниз, в сторону лесистой долины.

Бык изогнулся и рухнул замертво. Полковник с трудом воспринимал случившееся.

– Разрази меня гром, – выдохнул он, – в жизни не видел ничего подобного! Господи, он же был черт знает как далеко! Боже, и при этом он же еще и бежал! Черт побери, это был самый фантастический выстрел, который я когда-либо видел!

Дэнни невозмутимо встал с земли. Он разрядил «Ригби», надел на прицел колпачки и засунул винтовку обратно в чехол.

– Ох, Полковник, я в этом не разбираюсь, – с простоватым видом откликнулся егерь. – Может быть, мне просто чуть-чуть повезло. Тут никогда не угадаешь. Пойдемте, сэр, давайте-ка займемся вашим оленем.

Полковник последовал за Дэнни, все еще поражаясь и не веря. Он и впрямь никогда в жизни не видел чего-либо подобного. Стрельбу по движущейся мишени с такого расстояния он расценил бы как какую-то сумасшедшую игру, не говоря уж о смертельном попадании с первого выстрела.

Но несмотря на весь свой опыт, который кричал ему, что этот выстрел – чистая случайность, наблюдая за выражением лица егеря, когда тот стрелял, Полковник с абсолютной уверенностью мог сказать, что удача к этому выстрелу не имеет никакого отношения.

– Мистер Эшер, весьма любезно с вашей стороны, что вы приехали сюда. Я просто очень благодарен вам, что вы тратите на меня свое драгоценное время. – Пожимая руку Роджеру Эшеру, Министр тепло улыбнулся.

Он надеялся, что не переусердствовал. У него была склонность особенно приветливо здороваться с людьми, которых он не любил. Однажды один из его друзей указал ему на это. Он очень разозлился, однако понимая, что это правда, с тех пор был более осторожен. К счастью, он обладал достаточным личным обаянием, чтобы исключить всякие подозрения: лишь немногие смогли перед ним устоять. Обаяние как раз и являлось одним из факторов, внесших свою лепту в его успешную карьеру политика.

Министр с неприязнью изучал лицо Эшера, однако за дружеской улыбкой не просматривалось и намека на его истинные чувства. Он понял, что зря беспокоится. Роджер Эшер привык к лести. По сути, он редко сталкивался с чем-либо иным – казалось, он ждет похвал и раболепия как чего-то само собой разумеющегося. Так случается с теми, предположил Министр, кто постоянно окружает себя подхалимами и подпевалами.

– Весьма рад встрече, Министр, – прогудел Эшер.

Министр вежливо указал на огромное удобное кресло. Эшер развалился на кожаной обивке, которая жалобно вздохнула под его гулливеровскими формами. Министр заметил, что Эшер вспотел. У него не укладывалось в сознании, как может человек довести себя до подобного состояния – нездоровый вид, огромный лишний вес, магнат являл собой живой памятник чрезмерным излишествам.

– Стакан лимонада? Домашнего. Я нахожу этот напиток бодрящим.

– Будет очень любезно с вашей стороны.

Министр налил лимонад. Он уселся на стуле напротив Эшера и наблюдал, как огромный мужчина жадно припал к стакану. Министру стало любопытно – то ли грубые манеры помогли Эшеру сколотить свое громадное состояние, то ли состояние, когда оно есть, делает хорошие манеры необязательными? Вопрос, конечно, интересный. Наверняка Эшер лишь на словах следовал общепринятым нормам поведения. Его внешний облик соответствовал мировоззрению, и, вероятно, магната больше не заботило мнение людей о его личных привычках – если только какие-то мнения вообще его волновали. И все же не приходилось сомневаться, что Эшер с упоением дает консультации министрам и охотно общается накоротке с людьми, облеченными властью. Он принял приглашение приехать на встречу с почти неприличной поспешностью.