Клиффорд Ирвинг - Следствие защиты

“Я делаю все, что могу”, – сказал Уоррен Рику. Но так ли было в действительности? Он хотел исполнить свой долг, хотел триумфа, победы в судебном процессе. Поражение не разрушило бы его жизни, но оно отбросило бы его туда, откуда он начал. Однако какая-то, не поддающаяся контролю разума, часть Уоррена мечтала, чтобы Джонни Фей была признана виновной. Теперь он окончательно убедился, что ее утверждение о самообороне было ложью: либо она хладнокровно спланировала убийство Клайда Отта, либо застрелила его вгорячах, а затем со спокойным коварством рассчитала, как лучше всего принять на себя личину невиновности. По мнению Уоррена, Джонни Фей была виновна. И она обязана была заплатить за это. Сесть в тюрьму на всю жизнь. Да черт с тобой, проклятая барракуда! – думал он. Если ты выйдешь из суда свободной, а Гектор отправится на смерть, я сам с радостью прикончу тебя. Уоррен почувствовал себя моряком, выброшенным после кораблекрушения на остров Сомнения. Он сам хотел этого. Он сделал свой выбор. Безумие, снова подумал он, настоящее бузумие. Так потерпевший крушение моряк постепенно слепнет, глядя на медный диск солнца.

Если душа моя так раздвоена, если я до такой степени ненавижу Джонни Фей, то как же я могу ради нее делать все, на что только способен?

Но ведь это и значило быть адвокатом.

Утренние газеты пестрели заголовками по поводу событий минувшего судебного дня: “Свидетель по делу об убийстве доктора Отта подробно рассказывает о том, как обвиняемая угрожала своей будущей жертве”. Под репортажем была помещена фотография Джонни Фей, покидающей зал суда вместе со своими адвокатами. Изящная в своем сером чесучевом костюме, Джонни Фей улыбалась в камеру такой лучезарной улыбкой, словно суд только что вынес ей оправдательный приговор.

Прошлым вечером в своем номере в “Рейвендейле” Уоррен смотрел новости по каналу местного отделения Си-би-эс. Затем он переключил телевизор на 26-й канал, чтобы послушать мнение независимой телекомпании, и застал конец репортажа из зала суда. Джонни Фей снова улыбалась, немного склонив при этом голову, словно празднуя скромную победу. Выражение же лица самого Уоррена, пробиравшегося сквозь ряды микрофонов, говорило лишь о его равнодушном приятии всего происходящего. В лице Рика тоже не было обычной оживленности. Мы оба выглядим так, будто отдали все в руки culo, подумал Уоррен. Да мы, собственно говоря, так и сделали.

Голос Чарм за кадром бесстрастно произнес:

– Обвинение, представляемое помощником окружного прокурора Бобом Альтшулером, завтра продолжит свою работу, а затем придет день защиты или столько дней, сколько для этого потребуется. Главный адвокат Джонни Фей Баудро Уоррен Блакборн по-прежнему воздерживается от комментариев по вопросу о том, займет или нет подсудимая место свидетеля.

В хорошо знакомой Уоррену рамке-заставке появилось лицо Чарм. Выглядит отлично, подумал он.

– Однако в юридических кругах говорят, что Джонни Фей Баудро должна выступить с показаниями после заявления защиты, что убийство совершено в целях самообороны. Завтра в пять часов смотрите на нашем канале специальный выпуск “Независимых новостей”…

В одиннадцать часов в дверь ввалились Педро и Армандо (Уоррен отдал им запасной ключ от номера). Педро доложил, что они болтались вокруг миссии с раннего вечера. Человек, которого они знали под именем Джим, еще не появлялся.

– Что у нас есть покушать?

Уоррен сказал:

– Посмотрите в холодильнике, а нет – так закусочная за углом.

Он протянул Педро двадцатидолларовую бумажку.

– А завтра окажите мне любезность и отправляйтесь в миссию с утра. Оставайтесь там до полуночи. Даже позже, если это понадобится. Найдите того парня! Позвоните мне ближе к вечеру или оставьте информацию на автоответчике. Я хочу знать, как идут у вас дела.

– После полуночи автобусы уже не ходят, – объяснил Педро.

– Возьмите такси на обратный путь. Я заплачу.

В номере был страшный беспорядок. Пепельницы переполнены. В раковине громоздились грязные тарелки, на полу в ванной валялись скомканные полотенца, на кофейном столике были брошены две пустые упаковки от “Карта-Бланка”, и стопка видеокассет высилась на телевизоре.

– И поддерживайте чистоту в этом чертовом номере, – проворчал Уоррен.

Он уехал ночевать в дом Мари.

– Обвинение вызывает Хосе Хуртадо.

Уоррен сверился со своей копией списка свидетелей и с порядком очередности их выступлений, где напротив почтового адреса ресторана “Гасиенда” стояли три испанские фамилии. Хуртадо был метрдотелем, второй, Даниель Виллариэл, – официантом. Третий, Луис Санчес, без сомнения, – одним из музыкантов.

Хуртадо нарисовал суду общую картину: ужин при свечах, музыка мариачи, ссорящаяся парочка и “фроузн маргаритас”. Много “маргаритас”. Четыре “маргаритас” перед ужином, в баре. Еще шесть во время ужина. Свидетель предъявил счет из ресторана, и Альтшулер присоединил это к вещественным доказательствам.

– Это крепкий напиток, по вашему мнению? – спросил обвинитель.

– “Маргаритас” – очень крепкий. Никак не для детей.

– У меня нет больше вопросов.

– У меня тоже нет, – сказал Уоррен.

Луис Санчес принял присягу и устроился в деревянном кресле. Он не был одним из тех музыкантов, с которыми Уоррен беседовал во время своего визита в “Гасиенду”. Это был тощий, серьезный, рябой человек лет сорока.

А ведь я проворонил его, с досадой подумал Уоррен. Черт побери!

Санчес, как выяснилось, был барменом. Он вспомнил доктора Отта, который, по-видимому, был уже под хмельком, когда вошел в ресторан и выпил “три-по-четверти-маргаритас”, поданные ему Санчесом. Доктор и леди, которая была с ним, ссорились. Она ругалась на доктора.

– А вы не помните, какими именно словами она ругалась? – спросил Альтшулер.

– Я не могу повторить их здесь.

– Можете, мистер Санчес. Это разрешается. Все мы здесь взрослые. Это зал суда, и мы хотим знать правду.

– “Коксакер”, – сказал бармен. – И “глупый сукин сын”.

– Это все? – вежливо поинтересовался Альтшулер.

– Она еще постоянно повторяла: “Ты лгал мне”. Она была очень сердита.

– Лгал что именно? Она не сказала?

– Я не слышал.

“И вы тоже оскорбляли его?” – спросил когда-то Уоррен у Джонни Фей. – “Нет. Я сидела с закрытым ртом и слушала”.

Пришла очередь Уоррена. Он совершенно не был готов к опросу, но путь и без того был ясен.

– Мистер Санчес, – сказал Уоррен, – вы были единственным служащим в баре в тот вечер, когда там появились доктор Отт и миз Баудро?

– Да.

– Вы опытный бармен?

– Да.

Впервые за все это время Санчес улыбнулся.

– Вы знаете, как готовятся все эти напитки? Все эти фантастические “фроузн маргаритас”, “виски-саурз”, “пина-коладас” и тому подобное?