Дин Кунц - Ключи к полуночи

— Обычно я сочувствую жертвам гонения прессы, — сказал Алекс, — но не в этот раз.

— Он хотел бы сделать с каждым то, что сделал со мной, — произнесла пораженная Джоанна.

— Или хуже.

— И что их напугало — это то, что его замыслы были близки к воплощению.

Официантка принесла еще чаю и тарелку с маленькими пирожными, на десерт.

Они продолжали читать о Франце Ротенхаузене.

В Бонне западногерманское правительство болезненно воспринимало тоталитарное прошлое своего народа и понимало, что будущее будет ущербно, как результат ненужного воскрешения давно похороненных воспоминаний и ненависти, поэтому правительство крайне чувствительно отнеслось к мнению мирового сообщества, которое громко и неоднократно высказывалось, что Ротенхаузен был духовным последователем Адольфа Гитлера, наследником величайшего когда-либо известного террора. Талантливый доктор перестал быть национальным сокровищем (единственно потому что не мог держать рот закрытым), перестал быть даже национальным достоянием и стал ужасным буревестником, вьющимся вокруг шеи Германии и доброго имени его граждан. Большая часть тяжести легла на плечи университета, в котором он работал. Его уволили за аморальное поведение по отношению к одной из его аспиранток. Он отрицал все обвинения, заклеймил всю историю как ложную и обвинил администрацию и эту девушку в заговоре против него. Как бы то ни было, он понимал, против чего он пошел. Он устал тратить время на политику, когда его ждало неоконченное исследование. Он уехал без сожаления, но не бросив серьезного вызова властям, от чего получал явное удовольствие. Со временем обвинение его в аморальном поведении забылось, как будто его никогда и не было.

— То, что они с ним сделали, не было так уж не правильно, — сказала Джоанна. — Может быть, он и не был виновен в обольщении той девушки, но, клянусь всеми чертями ада, уж точно был виновен в обольщении других. Я знаю его очень хорошо. Слишком хорошо.

Алекс не мог вынести выражение загнанности в ее красивых глазах. Он отвел взгляд и стал пристально разглядывать полусъеденное пирожное, лежавшее перед ним на тарелке. Через некоторое время они взяли следующую пожелтевшую вырезку из пачки и стали читать дальше о Франце Ротенхаузене.

Шесть месяцев спустя, как его выдворили из университета, зомби-доктор продал всю свою недвижимость в Западной Германии и переехал в Сант-Мориц, в Швейцарию. В свой последний день на родине он осудил Германию, назвал ее слабой и сказал, что ее народ, по большей части, сборище хнычущих трусов и идиотов. Швейцарцы предоставили ему вид на жительство по двум причинам, ни одна из которых не была связана с его личностью. Прежде всего, Швейцария — страна с очень старой и удивительной традицией: предоставлять убежище выдающимся (и редко обычным) изгнанникам из других стран. Во-вторых, Ротенхаузен был миллионером, он унаследовал много денег и еще больше заработал за множество своих патентов в медицине и химии. Ему удалось договориться со швейцарскими налоговыми властями, и каждый год он платил десятую часть, которая казалась для него каплей в море, но существенно покрывала правительственные расходы в кантоне, где он жил. О нем думали, что он продолжает свое исследование в частной лаборатории в Сант-Морице. Но так как он никогда больше не написал ни одной строчки для публикации и никогда не говорил с газетчиками, это предположение не могло быть подтверждено. Со временем стало совершенно ясно, что о нем забыли.

Незаконченное, написанное от руки письмо Тома Шелгрина его дочери представляло собой две страницы глупых извинений. Тон письма был жалостливый: какой-то неумелый плач. Оно не давало никакой новой информации, ни единой свежей зацепки.

— Но как Ротенхаузен связан с сенатором и Ямайкой? — спросила Джоанна.

— Я не знаю, но мы выясним.

— Ты сказал, что сенатор упоминал русских.

— Да. Но я не знаю, что он при этом имел в виду.

— Какие дела могут связывать Ротенхаузена с русскими? Он звучит как наци.

— Такой человек, как Ротенхаузен, может найти понимание в обоих лагерях, — сказал Алекс.

— И что теперь? — спросила Джоанна.

— Теперь мы отправляемся в Швейцарию, — сказал Алекс.

Джоанна перегнулась через стол.

— Алекс, пожалуйста, пожалуйста, Алекс, нам не надо ехать в Швейцарию, — она пыталась убедить не его, но себя.

— Да нет же, нам как раз надо ехать, — сказал он.

— Теперь мы можем передать все это дело полиции.

— У нас все еще недостаточно доказательств.

Она покачала головой.

— Я не согласна. У нас есть все эти вырезки, это письмо, мертвое тело в отеле "Чечил" и тот факт, что мои отпечатки пальцев совпадают с Лизиными.

Алекс говорил тихо, но твердо, стараясь убедить ее взглянуть на вещи его глазами.

— Тогда в какую полицию мы пойдем? В полицию Ямайки?

— Конечно, нет, мы...

— В американскую полицию? Может быть, в ФБР? Или в ЦРУ? В японскую полицию? В британскую полицию? Может, нам надо пойти в Скотланд-Ярд? Или в швейцарскую полицию?

Джоанна открыла рот, закрыла его, не произнеся ни слова, и нахмурилась. Чтобы успокоить, Алекс взял ее за руку.

— Это все не так просто, правда? — произнесла она.

— Если мы сейчас обратимся к полицейским, то уже к утру будем мертвы. Эти люди, кто бы они ни были, долгое-долгое время скрывают что-то большое, что-то действительно чертовски большое. Теперь их игре пришел конец. Прикрытие больше не срабатывает, все разваливается. Обычный карточный домик. И они знают это. Вот почему убит сенатор. Они пытаются привести все в порядок, пока никто ничего не заметил. Прямо сейчас они разыскивают нас.

Джоанна моргнула.

— Ты хочешь сказать, они разыскивают нас... Чтобы убить нас? Да. Конечно, это как раз то, что ты имеешь в виду, да? Конечно.

— Спорю, что это так. Если у тебя была неприкосновенность, то теперь ее уже нет. И если теперь мы обнародуем это дело, то поставим себя под удар. Пока мы не раскрутили всю эту историю, пока не поняли, зачем все это, пока не выяснили, что все это значит, от Ямайки до Японии, досюда, пока мы не сможем вывести их на чистую воду, мы будем оставаться в живых ровно столько, пока они не увидят нас.

Джоанна ухватилась за это.

— Но нас сразу же засекут, если мы отправимся на охоту за Ротенхаузеном в Швейцарию.

— Но мы не отправимся прямо отсюда. Мы пойдем окольным путем, — сказал Алекс. — Из Англии мы полетим в Бельгию, затем другим самолетом — из Бельгии в Германию, а затем — поездом до Сант-Морицы. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы незаметно пробраться туда.

На Джоанну это не произвело никакого впечатления.

— Сенатор попытался пробраться незамеченным в Лондон, но у него это не сработало.