Кит МакКарти - Пир плоти

При этом она продолжала мило улыбаться, и все, проходившие мимо стеклянного бокса, могли видеть, как женщина-полицейский ласково беседует с больным. Либман, открыв рот, молча смотрел на Уортон широко раскрытыми глазами. Беверли разжала руку, откинулась на спинку стула и с улыбкой добавила:

— Мы здесь одни, Стефан. Никто нас не слышит. Давай я расскажу тебе, как все, с моей точки зрения, было, а ты поправишь меня, если я ошибусь…

— Вам не в чем себя упрекнуть, Боб.

Врач сказал это из лучших побуждений и, скорее всего, даже искренне, но его слова не могли успокоить Джонсона и избавить его от чувства вины. Рассуждать логично он сейчас просто не мог: мешали воспоминания о пережитом кошмаре.

— На какое-то время ей лучше остаться в больнице.

Пытаясь смягчить его боль, Джонсона со всех сторон обстреливали этими банальностями, как торпедами, но ни одна из них не достигала цели, проносясь мимо, исчезая в неизвестном направлении.

Как это могло случиться так неожиданно? Наверное, были какие-то признаки надвигавшейся беды, а он их проглядел. А может быть, он сам поспособствовал этому?

Этот вопрос был особенно мучителен.

— Я уверен, что очень скоро она вернется домой.

В прошлый раз это произошло через четыре месяца. Тогда он впервые узнал о существовании этой странной болезни, при которой человек вплотную приближается к безумию, не переступая последнюю грань, — навязчивого невроза.

С самого начала их знакомства он видел, что Салли слишком разборчива во всем, но никогда не считал это отклонением от нормы. И лишь ретроспективно он смог проследить, как обыкновенное беспокойство постепенно переходило у нее в невроз, случайные прихоти — в навязчивые влечения. Ему вспоминались отдельные эпизоды первых лет их совместной жизни, на которые он теперь смотрел по-новому, понимая, что они были предвестниками несчастья.

Салли все чаще и чаще занималась наведением порядка в доме и тратила на это все больше и больше времени. Сначала один раз в неделю, затем два, три, потом она уже ежедневно протирала пыль, чистила ковры пылесосом, опрыскивала спреями и полировала мебель, терла и скребла. Первое время они шутили по этому поводу, потом это поведение жены переросло в серьезную проблему, от которой шутками не отделаешься, и они оба обходили ее молчанием. Закончив уборку — в одиннадцать часов или даже в полночь, — она начинала приводить в порядок себя.

Этот процесс тоже стал постепенно затягиваться, с каждым днем продолжаясь все дольше и дольше, пока не дошло до того, что Салли терла и терла руки и лицо, ноги и подмышки, и ей казалось, что она еще не смыла всю грязь, что она пропиталась ею насквозь.

Невроз нарушил нормальное течение ее жизни, она стала пропускать работу, проводя все время в ванной комнате. Теперь при встрече с подругами и друзьями она отказывалась протягивать им руку, и они тоже не горели желанием ее пожать, потому что Салли повсюду, даже в помещении, носила перчатки, чтобы скрыть под ними содранную на ладонях и запястьях кожу. Такое ненормальное стремление к чистоте едва не погубило их брак, так как в какой-то момент Салли стало противно прикасаться к грязной, дурно пахнувшей коже мужа. Она уходила спать в отдельную комнату, а он лежал без сна, слушая, как в ванной бесконечно льется вода.

— Определенно, в последнее время ей постоянно что-то не давало покоя, какая-то мелочь. Я думаю, нам скоро удастся выяснить причину тревоги вашей супруги.

Врач не подозревал, какую боль доставляют Джонсону его слова.

Набравшись терпения, Айзенменгер совершил бессчетное количество звонков, но так и не пробился к Беверли Уортон. Уже поздним вечером, примерно через сотню часов после автомобильных гонок, она позвонила ему сама.

— Джон? Это Беверли. Вы хотели поговорить со мной?

По тону старшего инспектора можно было одновременно подумать, что она не имеет ни малейшего представления о цели звонков доктора и что она все прекрасно понимает. Удивительно, как порой столь противоположные вещи могут быть абсолютно неразличимы.

— Да. — Ему не хотелось рвать с места в карьер и немедленно приступать к расспросам. — Вы, оказывается, совершенно недоступная женщина.

— Разве? — На этот раз она явно развлекалась. — У нас в последнее время возникли кое-какие проблемы. Но вы, я полагаю, уже в курсе.

— Ну, по правде говоря…

— По правде говоря, вы хотели бы знать, как идет расследование.

С какой стати он должен чувствовать себя как проситель?

— По правде говоря, мне действительно любопытно, почему профессор Рассел вдруг вызвал у вас такой интерес.

Она рассмеялась. Смех Беверли звучал очень заразительно, и доктор вынужден был это признать.

— Вы знаете, я целых трое суток проболталась черт знает где и теперь, добравшись наконец до дома, ни за какие коврижки не покину его, чтобы удовлетворить ваше любопытство.

В наступившей тишине Айзенменгер почти физически ощутил ее ухмылку.

— А если бы я… пришел к вам?

Она вздохнула:

— Ну что ж, пожалуйста, раз вам это так срочно.

На этот раз она не засмеялась — пока не положила трубку.

Он предполагал — или даже надеялся? — что она будет полуодета. Но когда три четверти часа спустя Беверли открыла ему дверь, на ней были джинсы и белая футболка. Уортон широко улыбалась, как бы говоря тем самым, что она знает все, в то время как он не знает ничего.

— Прошу вас.

Доктор вошел в квартиру и огляделся.

— У вас просторно.

— Относительно вещей я минималист. Меньше уборки, больше воздуха.

Он прошел через гостиную к окну.

— Это впечатляет, — сказал он, думая, во сколько ей обходится такая квартира.

Уортон, казалось, осталась довольна этим замечанием.

— Выпьете что-нибудь? У меня есть практически все.

Он выбрал вино, и они сели с бокалами на диван.

— Вы хотели узнать, как идет расследование?

— Да. Вы, как мне представляется, некоторым образом мой должник.

— Неужели?

— В самом деле.

Беверли сделала вид, что не понимает его. Глотнув в нерешительности вина, она проговорила:

— Я не имею права рассказывать о ходе расследования кому попало.

— Но мне — это ведь не «кому попало». Это ведь я навел вас на след Рассела, разве не так?

— Вы так считаете? — В уголках ее губ появился намек на улыбку.

Айзенменгер откинулся на диванных подушках из желтой кожи, увлеченный этим словесным поединком.

— Насколько я помню, дело было закрыто. Вы нашли убийцу, точнее, предполагаемого убийцу, и он вдруг скоропостижно умер. Затем вы внезапно заинтересовались личной жизнью Рассела и даже не пожалели средств на то, чтобы установить за ним слежку.