Кит МакКарти - Пир плоти

Не прошло и двух миллиардов лет, как Елена продолжила:

— На самом деле вы окажетесь в исключительно выгодном положении. Не многим патологоанатомам, выступающим на стороне защиты, доводится видеть труп на месте преступления.

Наступило тягостное молчание. Елена принялась пить вино, по-видимому решив доказать, что способна на любые жертвы; Джонсон с увлечением наблюдал за мухой, очевидно вытворявшей на потолке что-то необычайно интересное.

— Если вы хотите произвести повторное вскрытие, необходимо заручиться согласием родителей Никки Экснер.

Елена ответила не задумываясь:

— Как только родители Билрота доверили мне это дело, я связалась с Экснерами. Я объяснила им, что все улики против Тима Билрота были косвенными и, если бы он не покончил с собой, защита так или иначе добилась бы эксгумации.

Айзенменгер был поражен.

— И они дали согласие?

— Пока нет, — улыбнулась она. — Но после того, как я передам им ваше мнение о результатах первого вскрытия…

Доктор посмотрел на Джонсона, но если раньше тот и готов был поддержать его, то теперь спрятался в кусты. Спасения не было.

— Вот черт, — произнес он.

Елена восприняла это высказывание с довольным видом, и Айзенменгер ясно понял, что если в начале разговора ему ничего не стоило отказаться, то теперь повернуть обратно было уже гораздо труднее.

— Я больше не работаю судебным медиком…

Елена молча смотрела на него. Глаза ее расширились, и в них доктор совершенно отчетливо прочитал мольбу. Но как бы его гормонам ни хотелось доставить ей удовольствие, на такие жертвы он пойти не мог.

— Нет, — покачал он головой.

Возможно, на этом все и кончилось бы — и, возможно, это было бы к лучшему, — если бы не вмешался Джонсон.

— Я думаю, вы должны сделать это. И не ради нас, не ради родителей Билрота или Экснер, а ради самого себя.

Доктор хотел было возразить, но Джонсон оказался настойчивее.

— Я знаю, что вы пережили в связи с делом Тамсин Брайт, и понимаю вас. Меня самого выворачивало. Но нельзя бесконечно прятать голову в песок, Джон. Вы были очень хорошим патологоанатомом, и после вашего ухода нам пришлось иметь дело с типами вроде Сайденхема. Если вы сделаете это, — он кивнул на заключение, — вы не только поможете снять с Билрота ложное обвинение, но и излечите самого себя.

Елена, конечно, не поняла всех нюансов сказанного Джонсоном, но ей хватило такта промолчать. Айзенменгер подыскивал слова для достойного ответа, искал — и не находил их.

В ушах у него звучал голос Тамсин, который звал маму.

В конце концов он кивнул:

— Хорошо.

Этот шаг был ознаменован «Паваной» Равеля.

Домой он явился, разумеется, поздно, даже очень поздно. Он заранее приготовился к скандалу, и царившие в квартире тишина и темнота лишь усилили его опасения.

Айзенменгер несколько задержался в кафе и был слегка расстроен, но не тем, что вернулся поздно, а из-за того, что продолжать разговор в кафе ему пришлось с Джонсоном — Елена покинула мужчин вскоре после того, как добилась от Айзенменгера согласия на повторную аутопсию.

Ее уход заставил доктора подумать, что она вертит им как хочет, однако в некоторых случаях это ощущение оказывается очень даже приятным.

— Но вы ведь понимаете, что, если вновь влезете в это дело, вашей карьере в полиции конец.

Джонсон коротко и сердито взглянул на доктора и ответил:

— Моей так называемой карьере все равно конец. Я мог бы проработать еще год или два, но думаю, что придется уйти раньше. Беверли Уортон об этом позаботится. — Он говорил с показным спокойствием, за которым, однако, скрывалось многое. — Я подам заявление об уходе завтра же.

Айзенменгер не верил собственным ушам.

— Вот так просто возьмете и уйдете?

— Мне намекнули, что в этом случае меня оставят в покое и не возбудят уголовное дело. — Джонсон грустно улыбнулся.

— Но если вы ни в чем не замешаны…

— Вы не знаете нашу полицию. Тут не думают о том, кто прав, а кто виноват. Выбирают то, что выгоднее большинству. Если я буду сопротивляться и барахтаться, то со дна неизбежно поднимется всякая муть. В таких случаях с виновником расправляются очень просто, похоронив его под тоннами всплывшего навоза.

— И вы всерьез полагаете, что за всем этим стоит Уортон?

Опять та же печальная улыбка.

— О да. Она назойлива, как злобный вирус. Беверли хочет, чтобы я не путался у нее под ногами, а если она чего-то хочет, то добивается этого.

— Но нельзя же так сразу сдаваться!

Мужчины вернулись к бутылочному пиву. Джонсон покачал головой.

— Даже если я отведу от себя подозрение в истории с этими деньгами, то обязательно произойдет что-нибудь еще, и это «что-нибудь» будет еще серьезнее.

— Неужели это так легко у нее получится?

— Она уже не раз так поступала, Джон. И к тому же как раз теперь, когда у меня развязаны руки, я смогу бороться с ней. Елена хочет, чтобы я покопался в окружении Никки Экснер, выяснил, что произошло в день ее смерти.

— А когда вы покончите с этим делом?

Джонсон пожал плечами и глотнул пива.

— Может, пойду в частные детективы — какая-никакая, а прибавка к пенсии. Поживем — увидим.

Они помолчали. Айзенменгер пытался представить себе, как бы он поступил на месте Джонсона, если бы его вынудили уйти в отставку, сфабриковав против него ложное обвинение.

— А девушка что надо, да?

Айзенменгер, погруженный в грустные размышления, не сразу понял своего друга.

— Я имею в виду Елену, — пояснил Джонсон.

Айзенменгер ответил ему неопределенным жестом и спросил:

— Где вы ее откопали?

— Она сама меня нашла — мы были немного знакомы прежде. Уговорила меня помочь ей, сказав, что в моем положении это лучшее, что я могу сделать. Ведь у нас общая цель — доказать, что полиция совершила в этом деле ошибку.

Айзенменгер задумался. Музыка пошла по второму кругу, позволяя им еще раз насладиться гениальным творением Дебюсси. Посетителей прибавилось, и официанты стали еще небрежнее.

— Да, что и говорить, у Елены есть причины ненавидеть Уортон, — заметил Айзенменгер. Это объясняло, почему она с такой готовностью взялась работать бесплатно. — Значит, вы познакомились с ней во время того расследования?

Джонсон кивнул.

— И вы сказали ей, что это Уортон сфабриковала улики против ее сводного брата?

Помолчав, Джонсон ответил виноватым тоном:

— Мне следовало сказать ей об этом раньше. Но тогда обстоятельства были иными… Она пришла ко мне на прошлой неделе, чтобы поговорить о деле Билрота. Она не упускала Уортон из виду и обратила внимание на сходство этого случая с историей ее брата. Мне ничего не оставалось, как рассказать ей все, это был, если так можно выразиться, старый долг перед ней.