Мартин О'Брайен - Убийство по французски

Сердце у Малле ушло в пятки. Судя по тому, как складывались обстоятельства, ему повезет, если он вообще увидит город.

По крайней мере судно и груз чисты.

Жако потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до рыбацкого порта Вайон-дез-Офф, что по дороге из Фосс-Моннэ. Все это время понадобилось Жако, чтобы понять — его пассажир с веснушчатым черепом и в черепаховых очках ничего нового ему не сообщит. Все, что сделал Бенедикт, — это поделился кое-какими подробностями нью-йоркской жизни, подтвердил предположения относительно сексуальных предпочтений Сюзанны де Котиньи и ее баловства наркотиками. Но это все.

— Как долго вы были с ней знакомы? — спросил Жако после короткой паузы.

— На самом деле мы никогда не встречались.

— Никогда не встречались?

— Непосредственно — нет. Это относилось к моей работе. Именно она привела меня к контакту с ними.

— А что это за работа такая, мсье? — спросил Жако.

— Я журналист, — тихо произнес Бенедикт. — Я работаю на...

Жако не колебался ни секунды. Он нажал на тормоз, переключился на нейтральную передачу и свернул к обочине. Машина сзади обиженно просигналила, оказавшись застигнутой врасплох этим маневром, но Жако не обратил на нее внимания. Он потянулся и открыл пассажирскую дверь.

— Спасибо за помощь, мсье. Она была бесценной.

— Вы выбрасываете меня прямо здесь?

— Пешая прогулка до города будет вам на пользу. Прочистит мозги.

Ошарашено помолчав, Бенедикт приладил на плечо свою сумку и выбрался из машины.

— Черт, — пробормотал Жако, оставляя Бенедикта на тротуаре. — Господи, журналист! И надо было напороться именно на этого!

Посматривая в зеркало заднего вида, Жако видел в нескольких сотнях метров позади стоящего на обочине мужчину. Правильно сделал, решил Жако, сворачивая с Корнишской дороги и въезжая на круто уходящую вниз по склону горы дорогу, вливающуюся в Вайон-дез-Офф.

На набережной жандарм натягивал по периметру ленту с надписью «НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ», и Жако остановился за неприметным «пежо» Гренье.

Вайон-дез-Офф, подумал Жако, выбравшись из машины и оглядываясь. Место, где жил его отец, приехав в Марсель, миниатюрный рыбацкий порт, зажатый по сторонам бедными домиками рыбаков и высящимися пролетами Корнишской эстакады. Тогда, во времена отца, он был другим — настоящей рабочей гаванью. Бакалейщики, магазины металлоконструкций и, в соответствии с названием, производители канатов... Теперь большая часть территории порта застроена дорогими заведениями с морской кухней, из которых «Ше-Фонфон» старейший и самый известный. Цена буйабеса здесь кусалась посильнее, чем в «Молино», но, по мнению Жако, качество зато отменное. В Вайон-дез-Офф за внешний вид блюда платишь, как и за еду. В «Молино» единственное достойное внимания место — твоя тарелка.

В десяти метрах от лестницы, ведущей к «Ше-Фонфон», между двумя лодками стояли Гренье и Пелюз. Тело, накрытое грязным синим брезентом, лежало на земле возле них. Наверху из венецианских окон ресторана высовывались любопытные лица.

— Это не Водяной, — произнес Гренье, единственный человек в группе, который не звал Жако боссом.

Жако присел на корточки и, приподняв материю, заглянул под нее. Труп без одежды, маленький, почти детский, но груди и пучок волос на лобке говорили сами за себя. Миниатюрная смуглая дама. Лет тридцать, определил Жако. Ногти на ногах и руках покрыты красным лаком и, по виду, тщательно ухожены.

— Если спросите меня, то я скажу, что это подражатель, — продолжал Гренье.

— Почему ты так думаешь? — спросил Жако, пытаясь увидеть то, что заметил Гренье, а он сам упустил.

Женщина. Голая. По возрасту подходит к остальным жертвам. У нее на щеке и шее кровоподтеки, а так как ее выловили из воды, вполне вероятно, что она утонула. Или была утоплена. Он не видел, за что зацепился Гренье. Еще немного приподнял брезент и заметил рану на ноге жертвы. Ее лодыжка была странно вывернута, кожа сильно расцарапана.

Жако опустил брезент и посмотрел на эстакаду. И линию свай под ней. Он понял, что тело скорее всего привезли в багажнике машины и сбросили с Корниш, но не слишком далеко «от начала моста, чтобы оно миновало камни, отсюда и сломанная лодыжка. Потом труп потихоньку прибило к берегу, как и тело Джилли Холфорд в «Аква-Сите».

— Поверните ей голову, босс, — сказал Пелюз. — В шее. Вы поймете, что имеет в виду Ал. К тому же на ней украшения.

Жако сделал, как ему было предложено, и там, под спутанными волосами, увидел золотую рукоять кинжала, торчащую под углом между плечом и шеей. Если это жертва Водяного, то это первый случай, когда убийца воспользовался оружием. И впервые оставил на жертве украшения — толстый золотой браслет и серьги.

— Удачный удар, — подал голос Гренье. — Все кости целы. Спросите меня, так я скажу, что убийца — правша, выше жертвы и напал на нее сзади и чуть со стороны.

— Что-нибудь еще, профессор? — хмыкнул Пелюз.

Сдвинув брезент, Жако наклонился поближе и осмотрел рану. Клинок вошел глубоко — окружность красного цвета с синеватыми краями отчетливо выделялась на коже цвета карамели. Гренье прав, подумал он, удачный удар. С первого раза. И нанесен с большой силой. Удивительно, что клинок, не сломался. Вытащив носовой платок, Жако взялся за рукоять двумя руками и принялся качать ее взад-вперед, голова жертвы двигалась вместе с его движениями. Он чувствовал, как глубоко внутри клинок царапал и скреб кость, потом начал поддаваться и наконец вышел. Жако поднялся на ноги и повернул оружие. Солнце блеснуло, отразившись в его поверхности. Длинное и узкое, оно больше походило на нож для разрезания бумаги, чем на кинжал, однако было на удивление тяжелым. К тому же исполнено в экзотическом стиле — тонкий серебряный клинок плавно выходил из пасти золотой змеи, чешуйчатое тело которой составляло рукоять, а хвост обвивался вокруг большого синего камня.

В том месте, где клинок выходил из пасти змеи, на серебре были выгравированы два слова: «Avec tendresse».

— Думаю, выяснится, что это «Зоффани», — раздался голос у них за спиной. — У меня дома есть такой же.

Жако обернулся и увидел голубые глаза Бенедикта, глядящие через очки в черепаховой оправе. Его веснушчатое лицо морщилось в угодливой улыбке.

— У них здесь в городе имеется филиал, — продолжал он. — Рю Сен-Ферьоль, мне кажется.

Эмилю Жалону ужасно хотелось в туалет, но возможности незаметно пописать на седьмом участке были ограниченными. На колесо своей машины, на стену склада или в воду с причала — все варианты предполагали всеобщее обозрение и ущемляли достоинство. Вот почему он терпел так долго. Пытался решиться. А теперь пребывал в отчаянном положении.