Фоссум Карин - Не оглядывайся!

Сейер выпил кофе в гостиной. Принял душ. После душа лег на диван. Он был слишком коротким, пришлось положить ноги на подлокотник, что было очень неудобно, но зато не давало заснуть. Он не хотел испортить себе ночной сон, и так довольно плохо засыпал из-за псориаза. Хотел полистать каталог «Все для ванной», который нашел в почтовом ящике. Там вроде была плитка для ванной, простая, белая, с синими дельфинами. Сейер посмотрел в окно – его давно пора было вымыть. Он жил на тринадцатом этаже и ничего не видел в окно, кроме синего неба, уже начавшего приобретать вечернюю глубину. Внезапно он увидел, как по стеклу ползет муха. Муха-падальница, черная и жирная. Тоже своего рода признак весны, подумал он, когда появилась еще одна муха и начала ползать вокруг первой с жужжанием. Он ничего не имел против мух, но было что-то противоестественное в том, как они потирали лапки. Он воспринял это как неприличный жест, вроде прилюдного почесывания в брюках. Выглядело это так, будто они что-то ищут. Появилась еще одна. Он смотрел на них все внимательнее и испытывал все большее отвращение. Три мухи на одном окне. Странно, что они не улетают. Появилась еще одна и еще – вскоре окно кишело черными большими мухами. Наконец они взлетели и исчезли за стулом возле окна. Он слышал их жужжание. Сейер медленно поднимался с дивана с отвратительным наползающим чувством. Что-то валяется там за стулом, что-то, вокруг чего они роятся. Наконец он встал, осторожно приблизился к окну; чувствуя, как сердце мечется в груди, готовое выпрыгнуть, схватил стул и поднял его. Мухи разлетелись во все стороны, целый рой. Некоторые продолжали сидеть кучкой на полу и что-то есть. Он помахал над ними ногой, наконец они улетели. Яблочный огрызок, сгнивший и превратившийся в комок.

Он привстал и покачнулся на диване. Рубашка взмокла от пота. Он в недоумении потер глаза и посмотрел на окно. Ничего. Он спал. Голова была тяжелой, шея одеревенела, оттого что он лежал на коротком диване. Сейер встал, повинуясь непреодолимому импульсу, отодвинул стул. Ничего. Он прошел на кухню. Тихо вздохнув, не совсем довольный сам собой, принес бутылку виски и упаковку табака в комнату. Кольберг выжидающе смотрел на хозяина. Сейер тоже посмотрел на собаку и – передумал.

– Гулять, – сказал он тихо.

Прогулка заняла у них ровно час: вниз, к церкви в центре, и обратно. Он вспомнил о матери, которую давно пора было навестить, с последнего визита прошло уже слишком много времени. Ингрид смотрит на календарь и думает точно так же: мне давно пора прогуляться. Прошло уже слишком много времени. Это не принесет ей радости, она просто выполнит своего рода долг. Возможно, Скарре прав, не стоит доживать до таких лет, чтобы просто лежать и быть для всех обузой. Мысли о старости расстроили его. Кольберг бежал вприпрыжку, то и дело бросался в разные стороны. Нельзя сдаваться. Он заново отделает ванную. Элисе понравилась бы плитка, он уверен. А если бы она узнала, что он так ничего и не сделал… Нет, он даже не осмеливался об этом думать. Восемь лет с пленкой под мрамор в ванной – это позор.

Наконец-то он позволил себе налить в стакан честно заработанную порцию виски, а между тем как раз пора было идти спать. Дверной звонок прозвучал, когда он закручивал пробку бутылки. Скарре вежливо поздоровался, уже не так застенчиво, как прежде. Он пришел пешком, но наморщил нос, когда Сейер предложил ему виски.

– У тебя нет пива?

– Нет. Но я спрошу Кольберга. У него обычно есть небольшой запас в нижнем отделении холодильника, – ответил Сейер абсолютно серьезно. Он исчез за дверью и вернулся с банкой пива.

– Ты когда-нибудь клал плитку в ванной комнате?

– Так точно. Приходилось. Главное – не халтурить при подготовке. Нужна помощь? Сейер кивнул.

– Как тебе нравится вот эта? – Он раскрыл брошюру и показал на синих дельфинов.

– Довольно красиво. Что у тебя сейчас?

– Пленка под мрамор.

Скарре понимающе кивнул и отпил пива.

– Отпечатки Хальвора не совпадают с отпечатками на пряжке Анни, – вдруг сказал он. – Хольтеман согласился пока что его отпустить.

Сейер не ответил. Он почувствовал своего рода облегчение, смешанное с замешательством. Радость от того, что убийцей оказался не Хальвор, и огорчение от того, что у них на примете пока не было никого другого.

– Мне снился неприятный сон, – признался он вдруг, слегка смущенный собственной искренностью. – Мне снилось, что там, за стулом, лежит сгнившее яблоко. Все облепленное большими черными мухами.

– Ты проверял? – ухмыльнулся Скарре.

Сейер отпил виски и кивнул.

– Я нашел там только несколько клещей. Как думаешь, это что-то значит?

– Очевидно, это, метафорически выражаясь, некий предмет, за который мы забыли заглянуть. Что-то, что находится у нас перед глазами все время, но о чем мы не подумали. Сон-это, определенно, предупреждение. Теперь дело только за тем, чтобы найти стул.

– Да, стул – это такое дело… Нельзя запускать.- Он от души посмеялся над собственной шуткой-редкий случай.

– Я надеялся, что у тебя есть туз в рукаве,- сказал Скарре. – Не могу смириться с тем, что мы в тупике. Проходят недели. Папка Анни растет как на дрожжах. А ты – тот, кто приходит с советом.

– В каком смысле? – опешил Сейер.

– Твое имя, – улыбнулся Скарре. – «Конрад» значит: «тот, кто приходит с советом». Сейер уважительно приподнял бровь.

– Откуда ты знаешь?

– У меня есть книга. Я обычно открываю ее, когда на моем пути встречаются разные люди. Это замечательное времяпрепровождение.

– Что значит «Анни»? – быстро спросил он.

– Красивая.

– О боже. Ну что же, именно сейчас я не достоин своего имени. Но ты не должен терять мужества, Якоб. Кстати, что значит «Хальвор»? – с любопытством спросил он.

– «Хальвор» значит «Охранник».

«В первый раз он назвал меня Якобом», – удивленно думал Скарре.

Солнце стояло низко, его лучи наискосок пересекали уютную веранду и празднично собирались в углу – здесь было так тепло, что они скинули куртки. Они ждали, пока нагреется гриль. Пахло углем, жидкостью для розжига и лимонной мятой от ящиков на веранде – Ингрид только что помыла их.

Сейер сидел, держа на коленях внука, и качал его, пока не заболели бедра. Он всегда чувствовал смутную печаль, когда сидел так с Матеусом на коленях, и в то же время вниз по спине разливалось что-то вроде физического удовольствия. Через несколько коротких лет мальчик вырастет, и голос его погрубеет.

Ингрид встала, подняла с пола деревянные башмаки и постучала ими три раза. Потом вдела в них ноги.

– Зачем ты так делаешь? – поинтересовался он.

– Просто старая привычка, – улыбнулась она. – Из Сомали.

– Но ведь у нас тут нет змей и скорпионов?