Кристин Керделлян - Тайные врата

Смотритель остановился внизу склона перед зеленой дверью.

– Здесь начинается мое королевство, – провозгласил он, открывая дверь тяжелым черным ключом.

«Здесь, – эхом откликнулось у меня в голове, – заходят в тайную комнату».

Перед нами открылась подземная галерея, темная и сырая. Два человека не могут идти там плечом к плечу. Габриэль пошел первый, держа лампу перед собой. В конце длинного коридора он остановился и поставил ее на камень, выступающий из стены. Подставка, раньше служившая смотрителям основанием для масляных ламп. Здесь пространство расширялось и образовывало нечто вроде маленькой пещеры. Глаза привыкли к полутьме, и я заметил большую чугунную «кишку», которая углублялась в галереи, переплетенный узор закрепленных труб, их стыков, оловянных браслетов. Мэтр пригласил нас подняться по дюжине поперечин лестницы рядом со стеной.

Балансируя на кончиках пальцев, один за другим, мы смотрели на коричневатое отражение резервуаров, образующих, под изогнутыми арками, водяную крипту. Ты выдохнула от восхищения. Я видел, как светились в полутьме твои зрачки.

– Эти резервуары сохранились еще со времени Людовика Четырнадцатого?

Эстебан ответил:

– Совершенно верно, дорогая мадам. И они полны. Все готово для пуска воды.

Смотритель снова взял лампу, и мы пошли дальше по галерее, которая становилась все ниже и уже. Мы спустились, судя по наклону пола, больше чем на пять метров под поверхностью земли. Справа от нас остался коридор с трубами, ведущими на север, затем второй, подальше, уходивший в парк, на запад. Других проходов множество, рассказывал нам Габриэль, они повсюду под садами. Под руководством братьев Франсин инженеры Людовика XIV разделили подземелье Версаля сеткой более чем из тридцати километров труб, коридоров, галерей, пещер и гротов с водой, прорисовав тайный скелет королевских садов, сеть невидимых артерий и вен, дающих жизнь фонтанам.

Спустя еще метров тридцать почва, становившаяся все сырее и все круче уходившая вниз, стала скользкой. Глина липла к ногам. Нам пришлось согнуться еще больше, чтобы вскарабкаться по следующей лестнице, которая вела к первой цели. Габриэль Эстебан загасил масляную лампу и взял электрический фонарь.

– На этой глубине раньше вообще не было света, – сказал он. – Пламя масляных ламп гасло.

Мы остановились на углу, где могли удержаться, только скорчившись на корточках или сидя на трубах, проложенных по земле. Вокруг нас трубы сплетались, расходились и сходились снова, как гигантский подземный перегонный куб. Ты поежилась.

– Прямо тарантул!

Чудовищный тарантул, упавший на спину и не способный встать. Сидя на мокрой трубе ты, дрожа, думала о пауке. Мы были точно под Латоной.

Ведь то, что под землей не Аполлон, а та, кого смотрители по-семейному называют «доброй бабой», играет важнейшую роль. Вспоминаю фразу, которая меня поразила: «На этих мраморных основаниях мог бы стоять сам Юпитер; а там стоит всего-то Латона, одна из его жен». Фраза с большими последствиями. Но тогда я сделал из нее выводов не больше, чем в первый раз.

Все же какое чувство! Миллионы посетителей, прогуливающихся по террасе версальского замка, и не задумываются о том, что у них под ногами, в нескольких метрах под землей, где бьется сердце версальской механики, находится источник энергии большой строительной мастерской Людовика XIV. Здесь можно ласкать пальцем лилию, вырезанную на трубе. Инспектировать, как когда-то великий король, соединения труб. Восхищаться скрепляющими их шлангами, вручную приделанными друг к другу. И прежде всего, оценить техническую смелость инженеров короля: гидравлическая конструкция, разработанная в XVII веке, настолько крепка, что все еще работает спустя триста лет!

Вокруг царило катакомбное молчание, которое только изредка нарушалось капанием воды, жемчугом блестевшей на соединениях и сверкавшей на глине. Чрево Версаля отдыхало, но чувствовалось, что оно накапливает силы перед страшным рыком, от которого задрожит земля спустя несколько часов.

Тогда здесь будет слышен только грохот воды, пульсирующей в чугунных стенках, рвущейся на поверхность, чтобы разлиться по бассейнам Версаля. Две тысячи четыреста выходов потрескивали в садах во время пуска воды. Над нами белый мрамор Латоны и ее детей засверкает в тысячах водных брызг. Когорты туристов начнут аплодировать. Но пока мы с тобой вдвоем наслаждались привилегией шагать по закулисью прекрасного зрелища, касаться руками невероятных машин, которые позволили «королю-солнце» удовлетворить свое тщеславие. Ловкая штука, поднявшая его над человечеством, превратившая его в бога, который заставлял бить ключом самые красивые воды мира именно там, где природа упрямо отказывалась позволить течь мельчайшему роднику.

Почти час спустя я потерял терпение.

– Можем мы теперь идти к фонтанам Трианона? – спросил я.

Поскольку, несмотря на то что этот частный визит в Версаль меня вдохновлял, я не забыл о нашей цели. Я спешил проверить, та полость, вход в которую мы – Катрин, Гранье и я – нашли несколько недель назад с помощью радара, продолжается ли за пределами толстой стены, есть ли у покоев госпожи де Ментенон подземная часть, связанная с коридором подлиннее.

– Трианон? А зачем? – Габриэль Эстебан смотрел на меня ничуть не благосклонно. – Боюсь, что вы не очень отдаете себе отчет в расстоянии, которое разделяет Малый парк Версаля и Большой Трианон, – продолжил он. – Между двумя подземными системами несколько километров, и у каждой свой собственный резервуар. В чем был бы смысл объединять их?

Я нахмурился. Твоя ладонь легла на мою руку, чтобы предотвратить взрыв раздражения.

– Но вы же все равно проведете нас посмотреть вторую систему? – настаивал я.

– Это не предусмотрено… Кроме того, в сравнении с этой она не представляет никакого интереса!

Я не хотел признать себя побежденным.

– Вы знаете сеть Трианона наизусть?

Он рассмеялся:

– Это совсем несложно!

Эстебан направил фонарь на стену и нарисовал его лучом множество перекрещивающихся линий.

– Понимаете, я знаю все углы всех фонтанов всех систем, которые объединены с нами: Сен-Клу, Марли, Версаль…

– Тогда вы точно знаете…

Я чуть все ему не выложил. Твой взгляд поощрял меня сделать это. Но в следующее мгновение я передумал. Нас и так было уже слишком много.

Я обошел «препятствие». Объяснил Габриэлю, что обожаю оба Трианона. Там я промечтал целую ночь. Я хотел знать там каждый квадратный метр, на поверхности и под основанием. Он не уступал.