Джонатан Келлерман - Ледяное сердце

— Он говорил вам, как его зовут?

— Не помню.

— Но какое-то имя он называл?

— Ему пришлось заполнить бланк.

— Где этот бланк?

— Его нет. Как только у ящика появляется новый абонент, я выбрасываю старые бумаги. Считаете, у меня есть место для их хранения?

— Как удобно.

— Да. Можете как угодно угрожать мне, но факт остается фактом. — Олив тихо выругалась, и Петра по губам догадалась, что та сказала: «Сука ты трахнутая». — Вам, так называемому офицеру так называемых правоохранительных органов, должно быть стыдно за угрозы в мой адрес. Я пожалуюсь вашему начальству. Да, так я и сделаю.

— О каких угрозах идет речь? — осведомилась Петра.

— Переполнение. Положение изменяется.

— Не вижу в этом никаких угроз, мадам, но вы можете жаловаться на меня кому угодно. — Петра показала удостоверение личности. — Вот номер моего значка. — Олив пожирала глазами значок. — Как назвал себя голубой?

— Не помню.

— Попытайтесь вспомнить.

— Не помню я… что-то русское. Но он не русский. По-моему, он шизик.

— Он поступал как шизик?

— Конечно. Он приходил, нес чепуху, трясся, и ему чудились марсиане. — Петра не прерывала ее. — Он извращенец, понимаете? Что я, по-вашему, должна быть психиатром? Он был заторможенный, неразговорчивый, постоянно смотрел вниз. Это меня устраивало. Плати денежки, забирай свои дерьмовые секретишки и уматывай отсюда ко всем чертям.

— Как он расплачивался?

— Наличными. Как большинство из них.

— Помесячно?

— Нетушки. У меня проблемы с местом. Хочешь иметь место, гарантируй трехмесячное пользование. Именно так я с него и получала.

— За три месяца?

— С других я требую более надежной гарантии.

— С кого же?

— С тех, с кого, как мне кажется, денег не получишь.

— Он был одним из них?

— Возможно.

— Долго ли он пользовался абонентским ящиком?

— Пару лет.

— Часто ли приходил?

— Я очень редко видела его. Мы открыты круглые сутки. Он приходил по ночам.

— Вы не боитесь воровства?

— Я полностью очищаю кассовый аппарат, все закрываю на замок. Воры хотят стащить несколько центов, кого это беспокоит? Слишком много мелкого воровства. Я поднимаю цены за пользование ящиком, и они это знают. Так что ведут себя как надо. Это капитализм. Встреча Генри с транссексуалом произошла поздно ночью. Петра представила себе, как Олив дома, в Палмдейле, лежит на двуспальной кровати. Чем она объясняла отсутствие Генри? Тем, что пошел в ближайшую таверну выпить пару кружек пива?

Внезапно ей стало жаль эту женщину.

— Я больше не буду вас беспокоить…

— Вы уже и так причинили мне беспокойство.

— …русское имя, случайно, было не Юрий?

— Да, — ответила Олив. — «Юрий» звучит как «урина». Где это он так описался, что вы им заинтересовались? — Она шлепнула ладонью по прилавку, разразилась смехом, который перешел в приступ надрывного кашля.

Из отделения абонентских ящиков Петра уходила под противный свистящий хрип.

В четыре утра, на второй день наблюдения за домом Кевина Драммонда, Эрик Шталь вышел из фургона и украдкой пробрался к тыльной части дома. Было темно, с востока налетали порывы холодного ветра. Неоновое мерцание Голливуда затянула туманная дымка.

В доме Драммонда царила тишина. До восхода солнца оставалось около двух часов.

Поразмыслив, Шталь решил, что поступает правильно. Он ничего не делал, а лишь сидел почти пятьдесят часов. Три раза они с Коннор переговаривались по сотовому телефону. Ей узнать ничего не удалось.

В течение этих пятидесяти часов Шталь видел много входивших и выходивших людей, среди прочих — мужчину, избивающего собаку, которого ему хотелось бы наказать; придурка с бегающими глазами: тот присматривался к почти новой «тойоте», оставленной у центральной части дома. Шталю следовало бы сообщить о нем полиции, но парень не угнал автомобиль и ушел. Заметил он и два тайных свидания торговцев наркотиками с клиентами.

Самый активный торговец жил неподалеку от Драммонда. Шталь взял на заметку его адрес, чтобы потом уведомить о нем отдел по борьбе с наркотиками. Анонимно. Это упростит дело.

Большинство соседей Драммонда, латиноамериканцы, казались людьми законопослушными.

Было тихо. Последняя машина, желтое такси, проехала двенадцать минут назад.

Шталь застегнул доверху ветровку, сунул в застегивающийся на пуговицу карман черных брюк связку с отмычками, вышел из машины, оценил обстановку на улице, потянулся и побежал рысцой по диагонали к зданию. Старые ботинки с хорошей толстой подметкой не скрипели, поскольку Шталь обычно совершал три раза в неделю пятнадцатимильные пробежки. Таков был режим.

Новый режим…

Пространство между домом Драммонда и соседним, с южной стороны, заросло сорной травой, поглощающей шум. Ни в том, ни в другом доме света не было.

Пока город спал…

Шталь бежал к тыльной стороне здания, глядя на размеченные места для парковки автомобилей. Оглядывал их несколько раз, но так, на всякий случай. Белой «хонды» нигде не было видно. Место для стоянки машины Драммонда пустовало.

Шталь поспешил к черному ходу.

Он был закрыт на один дверной засов, открываемый ключом. По деревянной части проходила клейкая лента системы охраны, но Шталь еще раньше выяснил, что это бутафория: не было ни проводов, ни открытого счета в частной охранной фирме. Он вынул из кармана инструменты и фонарик, дававший сильно сфокусированный луч света, внимательно пригляделся к отмычкам, оценил на глаз замочную скважину. Две отмычки, казалось, подходили. Подошла первая.

В армии Шталь научился обходиться с замками. Обрел и многие другие навыки.

Этот навык он использовал на практике всего один раз, в Эр-Рияде, с его почти невыносимыми жарой и песками, где безжалостное солнце выжигает сетчатку глаз. Ни высотные дома, ни расточительное потребление на базе американского продовольствия не смягчили ощущения Шталя, что он находится в адской пустынной дыре.

Тренировка с открыванием замка отмычкой в Эр-Рияде была предназначена для операции, связанной с проникновением в пентхаус саудовского принца, соблазнившего восемнадцатилетнюю дочь одного из военных атташе при посольстве США.

Красивый богатый принц склонил недалекую, скрытную и самолюбивую блондинку-дурнушку к добровольному сожительству и приучил к наркотикам. Теперь его начали гладить против шерсти. Против королевской шерсти. Сексуальные отношения с женщиной более низкого происхождения могли повредить имиджу принца, но семейству Сауда не удавалось повлиять на своего многообещающего отпрыска. Грязная работа всегда доставалась иностранцам.

«Взгляни на это под таким углом зрения, — говорил Шталю командир. — Она американка, поэтому отделается легко. Будь она саудовской подданной, ее забили бы насмерть камнями».