Майкл Коннелли - Поэт

На настоящее время не найдено ни одной улики, свидетельствовавшей против версии о самоубийстве.

Представлено к рассмотрению 24 февраля офицером по расследованиям, личный код RJS D2.

Подшивая документы обратно в папку, я вдруг понял, что осталось последнее, на что я еще не взглянул.

Гролон собрался в кафетерий, чтобы перехватить пару бутербродов. В его офисе я был один. В тишине прошло, пожалуй, минут пять, прежде чем я решился вскрыть конверт с фотографиями. Я понимал — эти снимки могут остаться в памяти навсегда, став моим последним воспоминанием о брате. Не хотелось, чтобы произошло именно так. Но также я понимал, что увидеть снимки необходимо, нужно удостовериться в смерти Шона и отбросить прочь последние сомнения.

Я открыл конверт быстрым, почти машинальным движением. Как только наружу скользнула стопка из цветных фотографий размером 8x10, первый же снимок будто привел меня на место события. Служебная машина брата, белый «шевроле-каприз», сиротливо стояла на самом краю парковочной площадки. Я видел, как охранник сбрасывал с нее редкие кучки снега. Стоянку только что почистили, и по краям ее окружали снежные валы высотой фута в четыре.

На следующем фото оказался вид лобового стекла снаружи автомобиля. Послание постепенно исчезало с него, влага почти испарилась. Но буквы оставались различимыми, а сквозь стекло я мог разглядеть Шона. Голова запрокинулась назад, раскрытый рот смотрел вверх. Перейдя к следующему снимку, я увидел всю сцену, будто оказавшись в авто рядом с ним. С места переднего пассажира открывался вид на тело. Кровь, вытекшая из раны на шею, охватывала ее словно тесный галстук и терялась ниже, на свитере. Теплая зимняя куртка расстегнута. Потолок и заднее стекло сильно забрызганы. Пистолет лежал на сиденье рядом с его правым бедром.

На остальных снимках та же сцена представала крупным планом и под различными углами. Они не оказали эффекта, который я ожидал ощутить. Стерилизованный свет ламп-вспышек лишил брата всякой связи с обликом живого человека. Он смотрелся манекеном. Я не обнаружил в них ничего, что могло бы затмить печаль ужасавшего меня факта — Шон действительно сам лишил себя жизни. Итак, следовало признать: я пришел сюда с тайной надеждой, и теперь этой надежды больше нет.

Вернулся Гролон. Войдя, он направил в мою сторону любопытствующий взгляд. Я встал и, пока Гролон маневрировал, располагая на обычном месте свое громоздкое тело, положил папку с бумагами на стол прямо перед ним. Открыв пакет из коричневатой упаковочной бумаги, он вынул упаковку с сандвичами. Начинка — яйцо с салатом.

— Как ты сам?

— Нормально.

— Хочешь половину?

— Нет.

— Ладно. И что ты чувствуешь?

Глупо улыбнувшись его вопросу, я вспомнил, сколько раз сам говорил то же самое. Нужно уйти от этого вопроса.

— Видишь это? — Я показал на свой шрам. — Я получил его, спросив о том же в подобной ситуации.

— Прости.

— Не надо. Я бы сам не извинялся.

Посмотрев материалы о смерти брата, я захотел детально изучить расследование убийства Терезы Лофтон. Рассчитывая написать, что совершил мой брат, мне следовало знать все то, о чем знал он сам. Необходимо самому понять обстоятельства, к пониманию которых пришел Шон. И в этом мне Гролон не помощник. Дела о нераскрытых убийствах всегда хранились за семью замками, а риск не компенсировался бы полученными выгодами.

Заглянув в комнату, где обычно работали сотрудники КОПа, я не обнаружил там никого — продолжался ленч. Первым, в поисках Векслера, я посетил «Сатир». Этому заведению полицейские обычно отдавали предпочтение, чтобы перекусить, да и выпить немного за ленчем.

Векслера я заметил сразу. Он сидел в одной из расположенных в глубине кабинок. Единственной проблемой оставалось присутствие Сент-Луиса. Меня копы не видели, и я задумался: не лучше ли пока исчезнуть и попытаться застать Векслера одного, попозже? Тут взгляд детектива остановился на мне.

Пришлось подойти к столику. Судя по вымазанной кетчупом посуде, они уже поели. Перед Векслером на столе стояло нечто напоминавшее «Джим Бим» со льдом.

— Вы только посмотрите! — вполне добродушно сказал Векслер.

Я проскользнул в нишу, сев за стол рядом с Сент-Луисом. Сторона была выбрана не случайно — мне лучше находиться против Векслера.

— Это кто еще? — слабо протестуя, пробормотал Сент-Луис.

— Это пресса, — сказал я. — Как продвигаются дела?

— Не отвечай, — быстро сказал Сент-Луис, обращаясь к Векслеру. — Он хочет получить то, чего у нас не может быть.

— Разумеется, я этого хочу, — ответил ему я. — Что еще нового?

— Нового? Ничего, Джек, — ответил мне Векслер. — Что, правду говорит Большой Пес? Тебе действительно нужно то, чего у нас не может быть?

Ситуация напоминала игру. Добродушный обмен репликами с целью выпытать информацию, специально ею не интересуясь и не спрашивая ничего прямо. Она началась с обращения к кличкам.

Такие знакомые ужимки. Я видел их много раз, да и сам поднаторел в этом достаточно. Отработанные до совершенства движения. Как тренировка связки из трех игроков в школьной команде по баскетболу. Не отрывая взгляда от мяча, следить в то же самое время за перемещениями партнеров.

Я всегда был ловким игроком. За Шоном оставалась физическая сила. Он представлял футбол. Я — баскетбол.

— Не совсем, — ответил я Векслеру. — Но я, ребята, приступил к исполнению. Сейчас я на работе.

— О, приехали, — простонал Сент-Луис. — «Шапки долой!»

— Итак, что есть по делу Лофтон? — Вопрос я адресовал Векслеру, игнорируя замечание Сент-Луиса.

— Ты вообще что делаешь, Джек? Хочешь говорить со мной как репортер?

— Я просто разговариваю с тобой. И, если хочешь, как репортер.

— Тогда без комментариев на тему Лофтон.

— Итак, твой ответ — ничего нового.

— Я сказал: без комментариев.

— Видишь ли, мне необходимо ознакомиться со всем, что у вас есть. Делу уже почти три месяца. Скоро оно попадет в список нераскрытых, если только уже там не находится, о чем вам также должно быть известно. Я лишь намерен ознакомиться с материалами и хочу знать, что именно потрясло Шона так глубоко.

— Ты кое-что забываешь. Твой брат, как это уже признано, покончил с собой. Его дело закрыто. И не имеет значения, что именно потрясло его в связи с убийством Лофтон. Кроме того, существует и другой факт: о том, что и как он сделал, известно все. Здесь в лучшем случае косвенная связь. Но мы не узнаем этого никогда.

— Хватит трепаться. Я только что видел материалы о смерти Шона. — Брови Векслера от удивления поехали вверх, и мне показалось — неосознанно. — Там уже есть все. Шона глубоко потрясло убийство Лофтон. Мой брат искал выход, и он отдавал этому расследованию все свое время. Так что не стоит говорить «не узнаем никогда».