Джеймс Эллрой - Кровавая луна

Ллойд замолчал. Пенни прижалась головкой к его плечу и попросила:

– Расскажи мне, как ты зацапал этого ублюдка, папочка.

Ллойд еще больше понизил голос и усилил зловещие интонации:

– Девочка моя, никто не может прыгнуть со второго этажа несколько раз подряд и не пострадать. Я выдвинул другую версию. Грабитель по-наглому выходит из здания и машет ручкой охранникам в вестибюле, мол, все в порядке. Меня только одно смущало: как он выносит награбленное? Все эти «колеса» и пузырьки. Я вернулся к прежним ограблениям, потолковал с охранниками, дежурившими в ночную смену. Да, мужчины в деловых костюмах, знакомые и незнакомые, выходили из зданий по вечерам, но ни один из них не был нагружен сумкой или свертком. Охранники считали их бизнесменами, работающими в здании, и ничего не проверяли. Шесть раз мне пришлось выслушать одну и ту же историю, и тут меня наконец осенило. Грабитель переодевался женщиной, может быть, маскировался под медсестру с большой сумкой или заплечным мешком – рюкзаком, ранцем. Я еще раз переговорил с охранниками и тут – бац! Они видели незнакомую женщину в униформе медсестры с большим рюкзаком. Она покидала ограбленные здания вечером, практически всегда в один и тот же час во всех шести случаях. Охранники не смогли ее описать, сказали только, что она «уродина», «страхолюдина» и так далее.

Пенни беспокойно заерзала, когда Ллойд тяжело вздохнул, подняла голову с его плеча и толкнула локтем в бок:

– А дальше, папа? Какой ты вредный!

– Ладно, – засмеялся Ллойд. – Я провел перекрестный поиск по компьютеру. По базе данных полиции нравов на зарегистрированных лиц, совершивших половое преступление, и на осужденных за грабеж. И опять сорвал банк! Артур Кристиансен, он же Мисти Кристи, он же Королева Арлин Кристиансен. Специализация: минет по сниженным ценам для пьяниц, принимающих его за женщину, и ограбления со взломом по полной программе. Тридцать шесть часов подряд я сидел в засаде у его хазы. Я понял, что он торгует амфетаминами и перкоданом. [15] Амфетамины – стимуляторы центральной нервной системы; перкодан – вещество на основе морфина, сильное снотворное

Слышал, как его клиенты говорят, что он толкает первоклассный товар. Это было полное подтверждение, но мне хотелось поймать его/ее с поличным. На следующий день после обеда Артур/Арлин покидает дом с огромным стеганым мешком за плечами, едет в Вествуд и входит в офисное здание в двух кварталах от студенческого городка Калифорнийского университета. Четыре часа спустя, через час после наступления темноты, из здания выходит чудовищно уродливое существо в форме медсестры с тем же самым заплечным мешком. Я выхватываю жетон, кричу: «Полиция!» – и подбегаю к Артуру/Арлин. Он в ответ орет, что я не уважаю женщин, и начинает меня колотить. Ну, меня тумаками не удивишь, я уже тянусь за наручниками, и туту Артура/Арлин лопается застежка, и накладные сиськи выскакивают из блузки. Я надеваю на него «браслеты», вызываю патрульную машину. Артур/Арлин выкрикивает: «Сестры победят!» и «Полицейский произвол!» – а толпа студентов из университета начинает осыпать меня непристойностями. Я еле сумел забраться в машину. Это был чуть ли не первый бунт трансвеститов в Лос-Анджелесе.

Пенни смеялась до слез. Рухнула на постель и принялась колотить кулаками по одеялу. Зарылась лицом в подушку, чтобы стереть слезы, и потребовала:

– Еще, папочка, еще! Еще одну, а потом пойдешь спать.

Ллойд наклонился и взъерошил ей волосы.

– Смешную или страшную?

– Страшную, – ответила Пенни. – Расскажи мне что-нибудь жуткое, ты же знаешь, как я люблю слушать всякие гадости. А не расскажешь, я всю ночь буду думать о накладных сиськах Артура/Арлин.

Ллойд чертил пальцем круги на одеяле.

– Как насчет истории о рыцаре?

Личико Пенни стало серьезным, даже торжественным. Она взяла отца за руку и подвинулась, чтобы Ллойд мог положить голову ей на колени. Когда отец и дочь устроились поудобнее, Ллойд взглянул вверх, на сплетенный ее руками шотландский ковер, висевший на стене.

– Рыцарю пришлось решать дилемму. У него было два юбилея в один день: один личный, другой профессиональный. Он решил, что профессиональный важнее, начал его праздновать, и по ходу дела ему пришлось стрелять. Он ранил человека. Примерно через час, когда раненого арестовали и увезли, рыцарь начал дрожать. С ним такое всегда бывало, когда приходилось стрелять. Это называется «запоздалая реакция». На него навалились всякие вопросы. А что, если бы он застрелил эту задницу насмерть? А вдруг в следующий раз он получит ложную инфу и убьет не того человека? Что, если он взбесится и перестанет соображать, кто прав, кто виноват? Знаешь, сколько в мире дерьма? Ты ведь знаешь, Пингвинчик?

– Да, – прошептала Пенни.

– Приходится отращивать когти, чтобы с этим бороться, понимаешь?

– Очень острые когти, папочка.

– А знаешь, какая странная штука происходит с рыцарем? Чем больше его сомнения, чем сложнее вопросы, тем крепче решимость. Это так странно, просто не поймешь. Вот, возьмем тебя. Что бы ты делала, если бы в этом море дерьма вокруг тебя вдруг поднялась буря?

Пенни начала перебирать волосы отца.

– Отточила бы когти, – сказала она и вонзила ноготки ему в голову.

Ллойд скорчил рожу, притворяясь, что ему больно.

– Иногда рыцарю хотелось бы не быть таким гребаным протестантом. Будь он католиком, мог бы получить официальное отпущение грехов.

– Я всегда буду отпускать тебе грехи, папа, – пообещала Пенни. – Как в песенке поется, «Со мной – легко».

Ллойд поднялся на ноги и взглянул на свою младшую дочь:

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. Погоди, не уходи, еще один вопрос. Как ты думаешь, я смогу стать лучшим хреном в отделе убийств и ограблений?

Ллойд засмеялся:

– Нет, но зато сможешь стать лучшей редькой в отделе убийств и ограблений.

Глядя, как Пенни взвизгивает ют восторга, Дженис ощутила неистовую боль в сердце. Она вернулась в спальню, которую делила с мужем, и сбросила халат. Свою битву она собиралась вести обнаженной. Через несколько секунд Ллойд вошел в дверь, почуял запах ароматической свечки и прошептал:

– Джен? Ты меня хочешь в такой поздний час, милая? Уже за полночь.

Он потянулся к выключателю. Но Дженис швырнула в стену переполненную пепельницу и прошипела:

– Ты больной, шизанутый сукин сын! Ты что, не видишь, что делаешь с маленькой девочкой? Вываливаешь на нее все эти мерзости! И это, по-твоему, называется «быть отцом»?

Ошеломленный Ллойд замер, но все-таки нажал на выключатель, и свет залил дрожащую от ярости обнаженную Дженис.

– Ты так понимаешь отцовство, Ллойд, черт бы тебя побрал?!

Ллойд двинулся к жене, вытянув руки молитвенным жестом в надежде, что физический контакт усмирит этот всплеск.