Джеймс Эллрой - Кровавая луна

– Это сюда до-докладывают об уби-бийствах? – заикаясь спросил мужчина.

– Да, сэр, – ответила телефонистка. – Вы находитесь в Лос-Анджелесе?

– Я в Голливуде. Черт, вы не поверите, что я сейчас видел…

Ллойд оживился. Голос мужчины звучал так, словно тот увидел привидение.

– Вы хотите сообщить об убийстве, сэр? – строго, даже немного ворчливо, осведомилась телефонистка.

– Черт, я даже не знаю, что это было – то ли на самом деле, толи гребаная галлюцинация. Я уже третий день сижу на порошке и на «красненьких». [17] «Красненькими» называли капсулы секобарбитала – снотворного группы барбитуратов

– Где вы находитесь, сэр?

– Я? Нигде. Но вы пошлите копов в «Алоха ридженси» на Лиланд и Лас-Пальмас. Квартира четыреста шесть. Что там творится… прямо как в каком-нибудь гребаном кино Сэма Пекинпа. [18] Сэм Пекинпа (1925–1984) – американский кинорежиссер, автор жестоких, натуралистических по стилистике фильмов Черт, я прямо не знаю, но то ли мне пора слезать с порошка, то ли у вас на руках целая куча дерьма. – Звонивший закашлялся, потом хрипло добавил: – Гребаный Голливуд совсем достал, мать его. Черт знает что творится.

И с грохотом обрушил трубку на рычаг.

Ллойд чуть ли не физически ощущал растерянность телефонистки, не понимавшей, шутил звонивший или нет. Она пробормотала: «Чертов псих» – и отключила линию на своем конце. Ллойд вскочил на ноги и набросил на плечи спортивную куртку. Он-то все понял правильно. Выбежал к машине, прыгнул в нее и на бешеной скорости погнал в Голливуд.

«Алоха ридженси» представлял собой четырехэтажное здание в испанском стиле, поросшее пышным декоративным мхом и выкрашенное ярко-синей краской оттенка «электрик». Ллойд прошел через грязный вестибюль к лифту – некогда престижный голливудский дом, пришедший в упадок, обитатели которого представляют собой гремучую смесь нелегальных эмигрантов, алкашей и семей, живущих на пособие. В вестибюле, покрытом вытоптанным ковром, висела почти осязаемая печаль.

Он вошел в лифт, нажал кнопку четвертого этажа и вытащил из кобуры свой револьвер тридцать восьмого калибра. По спине побежали мурашки: он ощутил близость смерти. Лифт дернулся и остановился. Ллойд осмотрел коридор и заметил, что все двери на четной стороне несут на себе следы взлома. На четыреста шестом номере следы обрывались. На косяках виднелись свежие сколы. Щепки не покоробились – верный признак, что взлом производили не далее как этим утром. У Ллойда уже сложилась определенная картина случившегося. Он направил револьвер на дверь четыреста шестой квартиры и вышиб ее ногой.

Держа револьвер прямо перед собой и следуя строго за дулом, он вошел в маленькую квадратную гостиную, уставленную книжными полками и высокими растениями в горшках. В один угол по косой был втиснут письменный стол, на полу вместо стульев лежали три больших подушки-пуфа, расположенные полукругом перед венецианским окном. Ллойд прошел через комнату, впитывая атмосферу, и медленно повернулся налево, к маленькой встроенной кухоньке. Свежевымытый линолеум и керамическая плитка, посуда, аккуратно сложенная у раковины. Оставалась спальня, отделенная от других помещений ярко-зеленой дверью с портретом Рода Стюарта. [19] Род Стюарт – английский рок-музыкант, композитор и певец

Ллойд опустил глаза и почувствовал, как в желудке начинается брожение. Перед дверью скопилась куча тараканов, слипшихся в один комок в луже засохшей крови, натекшей из-под двери. Он распахнул ее, бормоча: «Прыг в кроличью нору», – и закрыл глаза. Постоял так несколько минут, привыкая к всепоглощающему запаху разлагающейся плоти, а когда дрожь немного утихла, ушла внутрь и он уверился, что его не стошнит, открыл глаза и прошептал:

– Нет, только не это.

Обнаженное тело женщины свисало на одной ноге с потолочной балки прямо над застеленной лоскутным одеялом кроватью. Ее живот был вспорот от паха до грудной клетки. Внутренности вывалились из перевернутого торса, вытекли на забрызганное кровью лицо. Ллойд запомнил детали: свободная нога женщины, опустившаяся под прямым углом, раздулась и посинела, грудь была покрыта запекшейся кровью, а обескровленная плоть – там, где ее можно было разглядеть, – приобрела синевато-белый оттенок. Покрывало на кровати пропиталось кровью настолько, что она засохла и растрескалась слоями. Кровь была на полу, на стенах, на комоде и на зеркале, идеально отразившем убитую женщину в жуткой симметрии уничтожения.

Ллойд вернулся в гостиную и нашел телефонный аппарат. Он позвонил Датчу Пелтцу в голливудский участок и сказал:

– Лиланд, шестьдесят восемь – девятнадцать, квартира четыреста шесть. Убийство. Перевозку, медэксперта. Я тебе позже позвоню и расскажу.

– Ладно, Ллойд, – ответил Датч и повесил трубку.

Ллойд второй раз обошел квартиру, сознательно выбросив из головы все посторонние мысли, чтобы освободить мозг для свежих впечатлений. Он осматривал гостиную, пока не заметил кожаную сумку, лежащую на полу рядом с кактусом в горшке. Нагнулся, схватил ее и вывернул содержимое прямо на пол. Косметичка, упаковка таблеток от головной боли, мелкие деньги.

Ллойд открыл выделанный вручную кожаный бумажник. Женщину звали Джулия Линн Нимейер. Больно было смотреть на фотографию и читать данные, перечисленные в ее водительских правах: пять футов пять дюймов, сто двадцать фунтов. Дата рождения – второе февраля 1954 года. Значит, ей оставалось меньше месяца до двадцати девяти.

Ллойд положил бумажник и начал изучать книги. Превалировали популярные романы. Он заметил, что книги на верхних полках покрыты пылью. Внизу же оставались чистыми. Он присел и принялся рассматривать их одну задругой. На нижней полке стояли томики поэзии от Шекспира до Байрона и современных поэтесс-феминисток в бумажных обложках. Ллойд вытащил и перелистал три из них наугад. Его уважение к Джулии Линн Нимейер возросло. Перед смертью она читала хорошие книги. Перелистав классику, он взял фолиант под названием «Буря во чреве. Антология феминистской прозы». Открыл «Содержание» и оцепенел: на внутренней стороне обложки виднелись темно-коричневые пятна.

Перелистав книгу, он обнаружил страницы, склеившиеся от запекшейся крови, и кровавые следы, становящиеся все более бледными по мере приближения к концу книги. Добравшись до глянцевой поверхности задней обложки, Ллойд ахнул: на белом фоне четко выделялись два отпечатка пальцев – указательного и мизинца, – вполне достаточные для опознания.

Ллойд завернул книгу в носовой платок и положил поверх одной из подушек, заменявших стулья. Повинуясь порыву, он вернулся к стеллажу, провел рукой в узком пространстве между нижней полкой и полом и обнаружил продающиеся в автоматах дешевые таблоиды для сексуально озабоченных: «Ночная линия Лос-Анджелеса», «На ощупь», «Лос-анджелесский жизнелюб».