Иори Фудзивара - Праздник подсолнухов

Мурабаяси долго не мог оторвать от меня взгляд. Казалось, его внушительная фигура даже уменьшилась в размерах. Наконец он отвел глаза и устремил взгляд вдаль. Раньше я часто видел у него это задумчивое выражение. Когда он заговорил, голос его был еле слышен:

– Половина из того, что ты сказал, вполне может оказаться правдой. Вероятно, меня ловко провели. Не предполагал, что окажусь в центре таких удивительных событий. И уж тем более не ожидал встретить здесь Нисину.

– Нисину?

– Того старика. Подумать только, столкнуться с ним в казино! Ведь он не игрок. Напротив, его ни за что не заманишь туда, где есть хоть малейший риск потерять деньги.

– Что вы говорите? А мне, представьте, все равно. Мне нет дела до каких-то безвестных стариков. Равно как и до траченных молью граждан средних лет.

Я был уверен, что на этот раз точно вывел Мурабаяси из себя, как бывало десять лет назад, но ошибся. Он лишь тяжело вздохнул:

– Вообще-то сегодняшние события возникли не на пустом месте. Хотя кое-что остается неясным. Одно могу сказать наверняка: я втянул тебя в историю. Неужели даже это не заставит тебя выслушать меня? Через несколько часов я буду в аэропорту Нарита.

– Не стоит. Я хочу домой.

– Странный ты парень. – Он склонил голову набок. – Неужели тебя ничуть не волнует природа вещей? Ты совершенно не изменился. В свое оправдание скажу лишь, что не лгал, говоря, что хочу избавиться от денег. И ту девушку я видел сегодня впервые.

– А вот вы здорово изменились.

– В чем именно?

– Раньше вы ни за что не стали бы оправдываться. Ведь вы были безупречны. И могли за себя постоять.

– Значит, вот я каким, оказывается, был? – Он едва заметно улыбнулся, словно насмехаясь над собой. – Что ж, человеку свойственно меняться. Ну да ладно. Мою проблему, как ты правильно заметил, мы решили. И все же рискну предположить, что сегодняшние события получат развитие и могут повлечь за собой некоторые сложности. Нет, не то. Просто помни, что я никоим образом не желал тебе неприятностей.

– Правда? Мне это в любом случае уже неинтересно.

– Все может измениться. Через мгновение я уйду. Ладно, если будет настроение, звони в любое время.

Он протянул мне визитную карточку. Я, не глядя, сунул ее в карман. Едва я поднял руку, как передо мной тут же притормозило пустое такси. Устраиваясь на сиденье, я кинул прощальный взгляд на Мурабаяси. Теперь на его лице была откровенная усталость. Казалось, минуло не несколько часов, а несколько лет. Он постарел.

Захлопывая дверцу, я услышал:

– Ты и вправду удивительный парень.

– Просто никак не вырасту, – бросил я в ответ.

Небо светлело, было приятно наблюдать, как воздух постепенно наполняется светом. В этот ранний час на улице не было ни машин, ни пешеходов.

Водитель попался молчаливый. Безмолвно выслушал адрес – Гиндза, Иттёмэ, – и за всю дорогу так и не проронил ни слова. Я задумчиво поглядывал по сторонам. Мы уже подъезжали к Синбаси, когда у меня вновь разболелся зуб. Опять этот треск в виске. На этот раз звук такой, будто яйцо упало с небольшой высоты и скорлупа с треском развалилась на части. Скорлупа, скрывающая воспоминания. Скорлупа, лопающаяся неровными трещинами. Из трещин в этой лопнувшей скорлупе мутноватой лужицей вытекает мое размытое прошлое.

Частичный туман или провалы в памяти могут свидетельствовать о болезни Корсакова, [8] Болезнь Корсакова, или корсаковский психоз, – полиневритический психоз с характерным расстройством памяти. – так объяснил мне один врач, психиатр из захолустного иностранного городка (кстати, в его стране психиатров больше, чем простых жителей). Мы сдружились, и я смог вот так запросто спросить его об этом. Оказалось, что в дальнем крошечном чулане мозга подсознание прячет отдельные детали, некогда вызвавшие шок, о котором человек предпочел бы забыть. Надпись на двери этого чулана гласит: «Забвение». Поворот ключа, щелчок замка, и вот уже воспоминания погребены на веки вечные. Своего рода защитная функция мозга. В результате туман может окутать все относящиеся к тому периоду воспоминания. Насколько я понял из его объяснений, в моем случае заболевание присутствует в легкой форме и протекает без ущерба для повседневной жизни. В будущем он также не видел в связи с этим никаких проблем.

Именно так все и было. Никакого ущерба, никаких проблем. Но почему теперь воспоминания начали внезапно оживать?

Я вспомнил. Это было семь лет назад. Неужели минуло целых семь лет и прошлое отодвинулось так далеко? Был май. Месяцем раньше ввели подоходный налог, а месяцем позже произошли тяньаньмэньские события. [9] События на площади Тяньаньмэнь, также известные как «события 4 июня» и «бойня на площади Тяньаньмэнь», – серия студенческих демонстраций в КНР с 15 апреля по 4 июня 1989 г. Почему-то помнятся такие детали. Теперь я отчетливо могу вспомнить и день. Двадцать первое мая. Воскресенье. День гибели Эйко.

На следующий день, в понедельник, похолодало. Я сидел на диване у кабинета судмедэксперта в Оцуке. Только что закончил писать заявление на вскрытие и присел на светло-зеленый диван в зале для родственников. Не знаю, как долго я там находился, – в этом месте снова провал. Помню лишь, как сидел на диване. Кажется, сопровождавший меня следователь время от времени пытался завести разговор. Объяснял, что от досадных формальностей никуда не деться, что тела умерших не в больнице, например от внезапной болезни или в результате несчастного случая, тоже вскрывают здесь. Это называется «административное вскрытие» и ничего общего не имеет с судебным вскрытием, производимым в случае явного убийства.

Вероятно, таким вот образом он пытался меня отвлечь. Говорил, что по выходным судебные медики отдыхают, не делают вскрытий. Накануне он тщательно все расследовал. Причина смерти Эйко не оставляла никаких сомнений – самоубийство. Заключение патологоанатома являлось простой формальностью. На мой взгляд, его слова были мало уместны в беседе с супругом покойной, выбросившейся днем ранее с восьмого этажа из собственной квартиры. Дело в том, что ее супруг, в отличие от судебных медиков, работал даже в выходные. Мне позвонили, я примчался. Какие слова подошли бы в той ситуации? Я не знал. А если бы знал, то, возможно, просто врезал бы следователю.

Наконец к нам вышел врач. Повернувшись ко мне, он сдержанно выразил соболезнование. Следователь вздохнул. Вздох облегчения оттого, что сделанный им вывод оказался верным, – вот какой это был вздох. Затем они с патологоанатомом отошли в сторону и некоторое время беседовали. С такого расстояния я их не слышал, а если бы и слышал, вряд ли я в тот момент был способен что-либо воспринимать. Заметив приближение врача, я поднял голову. Тут-то он и сказал. О том, что моя жена, между прочим, была беременна. Три месяца. Знал ли я об этом?