Иван Родионов - ДЕТИ ДЬЯВОЛА

– Нет, одной шерстью они от нас не откупятся! Некоторые гои кричат, что мы, не трудящиеся евреи, не составляющие и одного полного процента всего трудящегося населения земного шара забираем в наши карманы 50 % прибыли со всех мировых дел, другие 50 % приходятся на все остальное человечество.

– Или их сведения устарели или они не умеют считать. Мы уже имеем себе около 75 % всей прибыли, при этом Россия, целиком принадлежащая нам, в этот счет не входит…

– Ну-у… как бы с сожалением протянул Липман, – была Россия, а теперь ее нет…

– А есть наша Совдепия! – подхватил Дикис.

– Почему вам это не нравится? Липман вздернул плечами.

– Что я могу возразить против совершившегося факта?

Дикис, не слушая, продолжал:

– Мы эту нашу с вами родину так забрали в наши руки и так обчистили ее от всех, накопленных веками "излишков", что от нее остались, как в сказке о козлике, только "рожки да ножки". Сейчас в России мы – абсолютные владыки, повелители и… боги. "Чего наша нога хочет…" Все, что имеется на одной шестой части земной суши, то все наша неотъемлемая собственность. Этот гнусный русский народ – бесправный раб наш, наша вещь. Вы представляете себе, вещь, бездушную вещь? – Он взял со стола маленькую фарфоровую статуэтку какой-то феи в танцующей позе. – Вы – хозяин этой вещи и можете сделать с ней, что хотите, можете оставить ее стоять на вашем столе, можете разбить и осколки швырнуть в сорную корзину. То для нас и Россия. Мы довели русских до такого состояния бесправия, что можем распоряжаться их женщинами и утешаться их прелестями в присутствии их мужей, женихов, отцов, братьев, детей. И никто пальцем пошевелить, пикнуть против нас не посмеет. Вы сами понимаете, что это уже точка, дальше которой куда же идти?! Мы что хотим, то и делаем с ними, хотим – пытаем и мучаем их в наших тюрьмах, хотим – убиваем сотнями, тысячами, миллионами, хотим, даруем жизнь. Все в нашей единой воле. И заметьте, никто нам не указ, никто воспрепятствовать нам не может. Никто, понимаете, Липман, никто в целом свете не посмеет возвысить своего голоса против наших действий и нашего поведения и даже больше вам скажу, никто никогда не протянет русским руки помощи, хотя бы мы, если нам придет в наши головы такая фантазия, расстреляли, вырезали и выморили голодом весь этот многомиллионный народ?! Ведь если бы в какой-либо стране в таких планетарных размерах и с таким мучительством и жестокостью истребляли не людей, а скот, то мир такой свирепой бойне уделил бы больше внимания и сочувствия и, пожалуй, зашевелились бы все многочисленные общества покровительства животных. – Мэтр цинично усмехнулся. – Но ведь то четвероногие животные, но и за двуногих, хотя будь то бушмены, папуасы, нефы, цивилизованное человечество встало бы на дыбы. За русских, повторяю, никто и никогда не заступится. Я часто думаю себе, попробовал бы кто-нибудь поступать так с евреями, как мы с русскими, да и не совсем уж так, а немножечко чуть-чуть похоже. Да такое немыслимо, недопустимо даже в воображении! Да при первой только попытке во всей печати мира поднялся бы такой крик, шум и гвалт, загремели бы все барабаны и боевые трубы, весь свет запылал бы таким яростным негодованием, что заставил бы свои правительства вооруженной рукой наказать палачей, насильников, грабителей и варваров. Все человечество было бы солидарно. Припомните, Липман, еврейские погромы при царях, например, кишиневский. Посторонних тут нет. Entre nous soit – dit ведь пострадали полтора – два жида, распустили пух из десятка еврейских перин. А ведь какого гвалту на весь свет мы подняли! Совесть всего мира была так потрясена, что все народы скрежетали зубами, готовые беспощадно карать и погромщиков, и ни в чем неповинное русское правительство, и даже ту несчастную русскую администрацию и полицию, которые, надо сказать по справедливости, добросовестно исполняли свой долг, в самом зародыше задушив беспорядки. Я хорошо не знаю, но очень вероятно, что "наши" сами и спровоцировали этот погром. Почему же нет? Мы и к таким приемам иногда не прочь прибегнуть. Ну, пролилось несколько фунтов еврейской крови. За то какая выгода! Ненавистная царская власть скомпрометирована, на варварский русский народ легло новое пятно. Такими и подобными действиями мы добились того, что империя, по своему величию, блеску и силе не имевшая равных себе на свете, вмиг один обратилась в развалины, в грязь. И честь уничтожения такой силищи всецело принадлежит нам. Мы раздавили русский народ, заставили его ползать перед нами и целовать прах от ног наших. Никогда ему не встать на свои ноги. Мы не позволим. И кто нам помешает в этом? Мы без суда казнили царя, убили всю Его семью, наполовину зверски уничтожили династию Романовых, расстреляли массу попов и почти всю целиком русскую интеллигенцию, несколько десятков миллионов наших подданных всевозможными способами отправили на тот свет и до последней ниточки и иголочки ограбили Россию. И что же? Как реагировало на это цивилизованное человечество? Да оно, что называется, и за ухом не почесало. Не так ли, Липман?

– Так… конечно… – переводя взор, уныло ответил тот.

Увлеченный своим повествованием, обычно зоркий Дикис на этот раз не заметил несколько подавленного настроения своего ученика.

– И подумайте только себе, некоторые из гоев утверждают, что Россия сейчас – наша обетованная земля. Ну, не шутники ли они?! Я вам говорю, жалкие шутники. Что нам какой-то клочок, когда весь земной шар должен принадлежать нам?! На меньшем мы мириться не намерены и удовлетворимся только тогда, когда получим всю землю в наше полное безраздельное и вечное обладание. А Россия?! – Мэтр презрительно вздернул всем своим толстым телом и хмыкнул. – Россия только наш плацдарм для завоевания целого мира, тот трамплин, с которого мы и прыгнем к всемирному владычеству. Для этой цели мы используем все неисчислимые богатства этого нашего плацдарма и все силы этой тли – русского народа. Но, Липман, вы не подумайте себе, что мы безжалостны. Нет. Мы великодушны, мы и русским кое-что оставили… Мы не запрещаем. Пусть себе утешаются, поют себе на голодный желудок свои… "бублички"! Ха-ха-ха!

Он захлебнулся от восторга.

И тут произошло нечто такое неожиданное и тем более дикое, что никак не соответствовало серьезности предметов, о которых только что велась речь.

Липман от удивления даже рот разинул.

Мэтр, мгновенно оторвавшись от своего ученика, с проворством, казалось, несвойственным ни его комплекции, ни его сложению, ни, наконец, возрасту, выскочил на средину комнаты, ударил по глянцевитому паркету каблуками, сперва, выпятив брюхо, не без лихости встал в позу танцора, пошел с высоко задранным подбородком, с застывшей усмешкой на чудовищно-уродливом лице, неся впереди себя свои короткие руки, точно он держал ими даму, начал с неуклюжими приседаниями делать на своих кривых ногах фокстротные круги.