Иван Родионов - ДЕТИ ДЬЯВОЛА

Оглавление

ВЕЧЕР ПЕРВЫЙ

Раздел I – С дьяволом против Бога.

Раздел II – Вся Земля принадлежит Израилю. Талмуд.

Раздел III – Бог не всемогущ. Всесилен – дьявол.

ВЕЧЕР ВТОРОЙ

Раздел IV – Израиль против остального мира. Гонения христиан.

Раздел V – Овладение прессой – контроль всего.

ВЕЧЕР ТРЕТИЙ

Раздел VI – Мы сокрушили троны царей, королей и императоров.

Раздел VII – Необходимо обезглавить этот подлый русский народ.

Раздел VIII – Должно совершиться возмездие.

Раздел IX – Все грамотные гои будут подлежать немедленной смерти.

Раздел X – Теперь нам уже никто на свете не страшен.

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

Раздел XI – Чёрная месса.

ПОСЛЕСЛОВИЕ – К произведению Родионова И.А. "Дети дьявола".

Было ровно 8 часов вечера. В мировой столице закончился деловой день, и начиналась пора отдыха и развлечений. По улицам, залитым разноцветными огнями электричества, во всех направлениях двигались сплошные волны автомобилей, наполняя воздух гудением, треском, шумом, свистками и завываниями сирен. Толпы людей сновали по тротуарам, вылезали из станций метро и ныряли в них, сидели в многочисленных кофейнях, ресторанах и бистро.

На парадной лестнице одного нового, большого дома в улице, недалеко от Champs-Elysees, мягко зашумела подъемная машина и с легким стуком остановилась на площадке третьего этажа.

В одной из квартир давно уже взволнованно прохаживавшийся по просторной передней небольшого роста кругленький человек остановился у самой двери и почти вплотную приложившись к ней ухом, настолько напряженно прислушался, что и без того выпуклые, на выкате, глаза, его тут чуть не выскочили из орбит. Открываясь и закрываясь, два раза у отверстия для лифта щелкнула железная решётчатая дверка, донеслись приближающиеся тяжелые, шмыгающие шаги и в передней мягко задребезжал электрический звонок.

Подслушивавший человек, вздрогнув всем телом, сперва, точно ошпаренный, с испуганными глазами, отскочил от двери, потом, опомнившись, с отчаянной поспешностью бросился отпирать ее.

В распахнутую широкую дверную половинку едва пролез пыхтящий, чрезвычайно толстый, низенький, на коротких, кривых ногах субъект и, задержавшись на пороге, осведомился по-английски:

– Имею честь видеть мистера Липман?

– Yes, – чуть слышно, с крайним подобострастием, ответил хозяин квартиры.

Гость, шумно сопя, протискался в освещенную переднюю, снял котелок, подозрительно огляделся по сторонам и, протягивая правую руку, сделал пальцами какие-то неуловимые для профана каббалистические знаки, на которые несколько пришедший в себя хозяин, ответил столь же неуловимыми движениями и только после этого они пожали друг другу руки.

Липман быстро запер на ключ дверь и погасил в передней электричество.

Они прошли в большой кабинет с мягкой, в стиле nouveau мебелью и пушистыми коврами на полу, на оттоманке и диване. Окна были завешаны плотными шторами. На большом письменном столе, заставленном множеством дорогих безделушек, ярко светила вычурная, на высоком постаменте, под широким, плоским шелковым абажуром, лампа.

Гость, не дожидаясь приглашения, сел в кресло перед столом. Он был в новом, черном пиджаке, видимо, только что вышедшем из мастерской лучшего портного; из темно-синего с белыми крапинками галстука торчала булавка: то был крупный, многоцветный александрит, чудно искрившийся переливчатыми огнями от темно-зеленого до кроваво-красного. Грузное тело пришельца не могло поместиться в широком кресле и потому он вынужден был сидеть боком, причем огромный живот его совсем закрывал собою верхние части ног и почти свисал с колен.

Хозяин в почтительной позе стоял против гостя по другую сторону стола, видимо, не смея занять свое место.

Несколько отдышавшись, пришелец прищуренными глазами из-за красных, без ресниц, опухнувших век подозрительно огляделся вокруг и вполголоса осведомился:

– Приняты ли все меры предосторожности?

– Как же, как же… – всем корпусом наклонившись через стол, успокоил хозяин. – Смею уверить вас, мэтр, что до половины первого tete-a-tete нам совершенно обеспечен…

Гость сделал нетерпеливое движение. Хозяин понял его.

– Что касается наших соседей по квартире, – зашептал он, – то, во-первых, они ничего не подозревают и, во-вторых, абсолютно лишены всякой возможности подслушать, потому что у меня комната эта серединная…

Он быстрыми, мелкими шажками пробежал к правой двери, распахнул ее и осветил комнату. Это была гостиная, за которой находилась столовая и дальше кухня, которые он тоже осветил, потом, погасив в них электричество, проскочил через кабинет влево и отрыл дверь в будуар жены, а затем в спальню.

Гость следовал за ним сзади, зорко оглядывая комнаты и, наконец, в знак удовлетворенности кивнул своей огромной, лысой головой. Остатки седовато-рыжих волос узкой бахромкой курчавились у него только вокруг шеи, весь же голый череп был усеян безобразными наростами и шишками, что сразу назойливо бросалось в глаза.

Они вернулись в кабинет.

Гость тотчас же сел на прежнее место, повелительным тоном буркнув хозяину:

– Садитесь, пожалуйста и приступим к нашему делу.

Липман, не оборачиваясь назад, осторожно пододвинул ногой почти вплотную к столу кресло и скромно сел, сложив перед собой руки ладонями одна к другой. Он весь был внимание и слух.

Только первыми вступительными фразами они обменялись по-английски, потом перешли на русский язык, на котором оба и особенно Липман, говорили совершенно свободно и даже литературно, почти без акцента, только изредка вместо "мы", "вы" у них вылетало "ми", "ви" и иногда вырывались такие обороты речи и словечки, которых от чистокровных русских не услышишь.

Гость сильно пришепетывал и внятности его речи очень мешал большой, мясистый язык, с трудом помещавшийся во рту и во время разговора постоянно показывавшийся из-за необычайно толстых губ.

Липман вынужден был почти лечь на стол, чтобы не пропустить ни одного слова своего собеседника и, хотя боялся его, но по необходимости ему не раз приходилось переспрашивать у него не только отдельные слова, но и целые фразы, что тот и повторял, но с нескрываемым раздражением.

– Вы, конечно, знаете, кто есть я и о чем должен иметь разговор с вами? – спросил гость, поднимая свое лицо.

Оно было чудовищно-уродливо, отвратительно и страшно общим выражением сатанинской злобы, безграничного ко всему презрения и редким безобразием: четырехугольной формы, не пропорционально большое, чуть ли не в целую треть всего роста, свежевыбритое, багровое, лоснящееся и оканчивавшееся многоэтажным подбородком. Кроме того, оно чуть не сплошь было усеяно шишками, наростами, складками и бородавками. И среди всех перечисленных добавочных придатков, возвышался огромный, в виде толстого клюва, нос и из узких, длинных прорезов сверкали гнусные, бегающие глаза. Наросты, наподобие сосулек, висели даже и на его больших, волосатых, заметно оттопыренных ушах.