Иван Родионов - ДЕТИ ДЬЯВОЛА

Отцы наши без колебаний и без оглядок снова пошли, руководимые этой силой. И вот почти две тысячи лет мы идем, как победоносная рать, которая не взирает на жертвы, не считает потерь, а только пополняет и смыкает свои бестрепетные ряды и как всесокрушающий таран, ломает все препятствия и преграды на долгом, победном пути своем. Мы решительно и бесповоротно порвали с Богом, ничего общего не хотим иметь с Ним, кроме наших длинных счетов, которые в свои времена и сроки предъявим Ему с требованием расплаты и с наросшими процентами. И этот час близок. Он будет, будет. – Мэтр с неожиданным ожесточением угрожающе помахал над своей головой кулаком. Он тяжело сопел; ноздри его раздувались; на губах показалась пена. – О-о-о, будет, будет!

Липман вдруг, точно волчок, запушенный невидимой рукой, смешно подпрыгнул, потом закружился по комнате и, наконец, с выпученными глазами, с видом барана, наткнувшегося на непреодолимое препятствие, остановился, как вкопанный, перед своим гостем.

– Скажите, мэтр, – придушенным голосом прохрипел он, – какая же это сила, которой и вы, и я, и все правоверные евреи служим?

Дикис с удовлетворенным выражением на гадко и гнусно ухмыляющемся лице, следивший за всеми движениями своего ученика, спокойно ответил:

– Не горячитесь, Липман, потерпите немножечко.

– Мэтр, – умоляюще уговаривал тот, – но довольно уже играть в прятки. Назовите мне эту силу сейчас. Я хочу знать…

– Говорю вам, потерпите немножечко…

– А кто же этот… Распятый?

– Об этом я вам сейчас доложу… насмешливо осклабившись и показывая из-за толстых губ сплошь золотые зубы, промолвил он.

Но, опустив свою огромную, плешивую голову и посасывая из драгоценного, темно-зеленого мундштука свою вечно потухавшую сигару, мэтр, точно испытывая терпение своего ученика, молчал.

Липман страшно нервничал.

– Распятый… Распятый… – Дикис поднял свое уродливое, искаженное сатанинской усмешкой лицо на Липмана и нарочито вяло, небрежно проговорил: – ну, этот самый… как Его?… Ну, Липман, как Его называют христиане?… Вы же сами знаете…

Лицо ученика на глазах учителя пожелтело, как лимон.

– Бохх…, – с ужасом вращая выпятившимися, как у лягушки глазами, едва слышно, трепетными губами, вымолвил он и, ударив себя ладонями по ляжкам, присел чуть ли не до пола.

– Ну, да… А кто бы вы думали?! Единородный Сын Богов, Второе лицо Святой Троицы… – с той же спокойной сатанинской усмешкой пояснил Дикис.

– Как? – не будучи в силах скрыть своего страшного волнения, но все еще с недоверием вскричал Липман, – Он – Второе лицо?… Единородный Сын Божий?…

– Не делайте шум, Липман! – строго запретил мэтр.

– Простите, простите, мэтр – зашептал ученик. -Но это такое… такое… от чего можно и голову потерять и… с ума сойти…

Он весь вспотел и провел рукой по мокрым волосам.

– Вы спрашиваете: как? Да так же, действительно, так… – с прежней усмешкой, по-прежнему уверенно и спокойно, точно речь касалась самых обыденных вещей, подтвердил Дикис. – Слушайте, Липман, ну как же может быть иначе, чем я сказал? Согласно древнейшим пророчествам, Он рожден в Вифлееме, городе Давидовом, от действительно непорочной Девы Марии, происходящей от колена царя Давида, вырос в Назарете Галилейском, вел совершенно безгрешную жизнь, 30-ти лет вышел на проповедь, совершил все те чудеса, которые описаны в Евангелиях и еще значительно больше чудес, тысячи чудес, о которых в этой книге не упоминается. Все древние пророческие писания от Моисея и царя Давиде до Исайи, Даниила и Малахии с буквальной точностью сошлись на Нем Одном. Действительно, еще при жизни Своей Он грозно потряс и чуть совсем не погубил многовековую работу наших предшественников, за это был гоним ими, взят и распят при римском прокураторе Понтии Пилате, умер, ожил и вознесся на небо.

Липман с открытым ртом, закрывая ладонями уши, с выражением мистического ужаса на лице выслушал и хриплым, недоверчивым голосом переспросил:

– И вы не шутите, мэтр?

Тот ещё раз усмехнулся, но не весело и, скосив глаза на свою сигару, стряхивая с нее мизинцем пепел прямо под ноги на ковер, серьезно, почти трагическим шепотом вымолвил:

– Плохи были бы шутки, Липман.

– И вы говорите правду? Тот вздохнул.

– Сущую правду, Липман.

Тот забыл всю свою робость перед мэтром.

– А доказательства? Где они?

– Доказательства? Первосвященники, синедрион и все фарисеи. Разве вам этого мало?! Они отлично, хорошо все знали, потому что при жизни Иисуса, постоянно и сами, когда оказалось это возможным, следили за Ним и наряжали своих специальных соглядатаев, которые следовали по пятам Его, являлись свидетелями всех Его поступков и всех совершенных Им чудес, наконец, они с полной, не подлежащей ни малейшему сомнению, достоверностью убедились в Его воскресении… Все это подробно записано в наших тайных книгах, с которыми впоследствии вам надлежит ознакомиться…

– Почему же Его не признали, а предали на распятие? Почему не признали после воскресения? – почти кричал Липман.

Он, бледный, даже посеревший, подобно осиновому листу, дрожал всем телом, ковыляющими шагами машинально дотащился до письменного стола, безотчетно свалился в кресло и, опершись локтями, зажал в руках голову. Бессмысленный, как у безумного, взгляд его блуждал по комнате.

– Сколько раз я вам говорил: имейте свое терпение и держите ваши нервы в ваших руках. Во всем убедитесь в свое время. Вы столько задали мне вопросов, что не могу же я сразу ответить на все.

С минуту никто из собеседников не проронил ни слова. Мэтр в пятый или в шестой раз запалил сигару и, видимо, весь погрузился в курение. Плешь его белыми бликами выступала на густом, сером фоне табачного дыма.

– Я ничего не понимаю… ровным счетом ничего… – с отчаянием прошептал Липман.

– Ну и чего вы не понимаете?

– Ничего не понимаю… ровным счетом…

– Дело просто: наши первосвященники и старейшины народные отвергли Сына Богова и осудили Его на смерть…

– Да вот почему?

– На это были свои причины… и очень важные…

– Какие же? Я хочу знать их.

Мэтр весело расхохотался и, через стол, дотрагиваясь рукой до руки ученика, дружески заявил:

– Я начинаю бояться, г. Липман, что я настолько негодный учитель, что вместо того, чтобы направить вас на путь истины, наставить в вере отцов наших и посвятить в величайшие мировые тайны, о которых ни один непосвященный и не догадывается, я обратил вас в христианина!

Он отдернул свою руку и с усмешкой глядя в лицо своего потрясенного и расстроенного ученика, еще веселее и громче расхохотался.

Наконец, Липман вышел из своего столбняка и с кислой усмешкой слабым и безнадежным голосом промолвил: