Джейк Арнотт - Подснежник

Он гасит зажигалку и пристально глядит Чарли в глаза.

– Все, что от тебя требуется, это отстегивать нам нашу долю. Только и всего. Понятно?

Чарли быстро кивает, слезы катятся по его щекам.

– Вот и отлично. – Гарри легонько треплет его по голове. – Молодчина. Ну, еще разок – чтобы уж наверняка запомнил…

И он снова принимается жечь Чарли зажигалкой. Я чувствую запах горелой кожи. Отвратительный, пугающий запах, настоящий смрад. Но вот все позади. Мы отпускаем Чарли, и Гарри собственноручно вытаскивает носки у него изо рта. Чарли дрожит. Он всхлипывает, тяжело, с присвистом дышит и пытается что-то сказать.

Гарри благосклонно кивает.

– Хорошо, хорошо, – говорит он. – Расскажи нам все, да поподробнее.

– Мы хотели остановиться, – бормочет Чарли. – Правда хотели! Но не могли. Если бы мы настроили паркометры как положено, выручка сразу бы подскочила, и в главной конторе могли возникнуть подозрения.

– И поэтому вы продолжали делать то же самое.

– Ну да. А что еще нам оставалось? Мы вроде как привыкли. Каждый получал свою долю, и все были довольны.

– И когда кое-какие люди вдруг исчезли, ваши доходы возросли еще больше, правда?

Чарли кивает.

– Ты просто не знал, что делать со всеми этими деньгами, не так ли, Чарльз?

Чарли качает головой.

– Что ж, могу тебя обрадовать – теперь все твои трудности позади. Мы обо всем позаботимся. А теперь давайте займемся делом. Бердсли, будь другом, приготовь нам по чашечке чая.

– Чего? – откликается Бердсли.

– Поставь чайник, сынок. А ты, Джек, развяжи мистера Чарльза. Готов спорить, ему страсть как хочется чаю!

– Угу. – Бердсли несколько сбит с толку. Все же он кивает и спускается по лестнице на первый этаж.

– И не забудь сначала согреть заварочный чайник! – кричит ему вслед Гарри.

Мы едем назад, на восток. Высаживаем Бердсли у Шепердс-буш. В качестве аванса Гарри сует ему внушительную пачку денег. Он может позволить себе подобную щедрость. Гарри договорился, что мы будем снимать с аэропортовской стоянки по тысяче в неделю. Легкие деньги, что и говорить.

Мы въезжаем в город по Уэствейской эстакаде. Уэствей… Я вспоминаю разные слухи, которые ходили насчет Джимми. Может быть, он и вправду где-нибудь поблизости.

– Все в порядке, Джек? – спрашивает Гарри.

– Да.

Мчимся по эстакаде. Мне хочется спросить, верно ли, что Джимми Мерфи внес, так сказать, личный вклад в строительство этой громадины. Но я не осмеливаюсь.

– Хочешь выпить? – предлагает Гарри.

– Конечно, почему бы нет?

У Паддингтонского вокзала мы сворачиваем с эстакады и едем в одну из подозрительных забегаловок на Прэд-стрит, которые гордо именуют себя питейными клубами и которым Гарри оказывает покровительство. Местная шпана в шоке, хотя изо всех сил старается не пялиться. Все нервничают, все предельно вежливы. Выпивка, разумеется, за счет заведения. Почтение – вот в чем дело. Почтение и авторитет.

– Тот парень, которого ты нашел, вроде ничего, в порядке… – говорит Гарри, когда мы берем по второй порции «бакарди».

– Бердсли? Да, я думаю, он справится.

– Сегодня было просто. Сложнее будет обломать рога грузчикам. Среди них есть действительно отпетые типы. Кроме того, ставки там значительно выше, поэтому я не думаю, что они легко согласятся платить нам нашу долю.

– Как говорится, поживем – увидим, да, Гарри?

Я улыбаюсь ему широкой и совершенно идиотской улыбкой.

– Эти придурки думают, что они сами способны со всем управиться, – говорит Гарри. – Я имею в виду стекляшки, технические алмазы. Когда имеешь дело с таким грузом, необходима правильная организация дела!

– В таком случае нам достаточно будет только указать им на ошибочность их подхода, не так ли?

Мы смеемся. Заказываем еще по стаканчику. Потом Гарри внезапно смолкает и погружается в задумчивость.

– Я хотел поговорить с тобой еще об одной вещи, Джек.

– Да?

– Это довольно деликатный вопрос, – негромко говорит Гарри, окидывая взглядом зал.

Я непроизвольно сдвигаю брови. Хотелось бы знать, какую хрень он задумал.

– Помнишь вчерашний вечер в клубе? То, что говорил Муни…

– Это насчет того бизнеса, который он предлагал? Ты действительно думаешь, что сможешь вытеснить с рынка мальтийский клан?

– Да нет, я не об этом. Сейчас не об этом. Я имею в виду другое…

Внезапно до меня доходит.

– А-а, «труп в чемоданах»! – выпаливаю я, пожалуй, чересчур громко, и Гарри, досадливо сморщившись, прикладывает палец к губам.

– Ты о том парне, которого раскромсали на сколько-то кусков и упаковали в чемоданы? – говорю я шепотом. – Ну и что?

– Как я уже сказал, – говорит Гарри, – это довольно деликатный вопрос. Мне нужна кое-какая помощь.

Постой-ка, думаю я про себя. Что это еще за разговор такой? Ведь я не хочу иметь к этому делу никакого отношения! Может быть, Гарри каким-то образом причастен к этому убийству и теперь ему нужно замести следы? Никогда не знаешь, что у этих гомиков на уме! А я и знать не хочу. Ничего не хочу знать. Ведь мне прекрасно известно, на что способен Гарри. То, чему я стал свидетелем сегодня утром, – просто детские игрушки по сравнению с остальным. Он совершал и другие, еще более ужасные вещи. Джимми Мерфи, забетонированный в одну из опор Уэствейской эстакады, мог бы это подтвердить. Впрочем, мы все совершали страшные поступки. Мэдж… Это я сделал ее калекой. Видит Бог, она этого не заслужила, бедняжка.

– Ну что, Джек?

– Я… Я не знаю, Гарри. Мне что-то не очень хочется лезть в эти дела.

– Почему?

– Видишь ли…

– Да перестань ты трястись, ничего тут страшного нет! Я просто хочу провести собственное расследование, кое-что разведать. И мне нужен помощник.

Пожимаю плечами.

– Честное слово, не знаю, Гарри.

И я действительно не знаю. Мне трудно даже представить себе эти гомосексуальные дела, делишки, связи и прочее… Нет, по большому счету я ничего не имею против «голубых», но только покуда они сами решают свои проблемы.

– Поехали домой, Джек.

Гарри встает. Я вздыхаю, но делать нечего – приходится уходить. Гарри просит довезти его до Пиккадилли, и я соглашаюсь. Правда, меня немного клонит в сон, поэтому я закидываюсь парочкой черненьких «бомбовозов».

Когда мы добираемся до Пиккадилли, становится уже совсем темно. Яркие огни реклам кажутся особенно резкими – это начинают действовать «колеса». Чика-чика-чика. Рекламы подмигивают плохим мальчикам, зовут их прочь от мам и пап в места, где предаются самым разным видам порока. Волосатики группами расселись вокруг статуи Эроса. Наркоманы выстроились вдоль тротуара перед входом в круглосуточную аптеку Бутса в надежде отоварить липовый рецепт. Мы медленно проезжаем мимо «Говяжьей выставки», и один из сидящих там парней подходит к машине. Гарри кивает, парнишка забирается на заднее сиденье, и я тотчас отъезжаю.