Тони Стронг - Приманка

– Что же?

– В больнице я хотела поменяться книгами с одним человеком. Знаешь, что он ответил? Он читает книги только с картинками.

– Не понимаю, – произносит Кристиан, качая головой.

– У тебя есть экземпляр «Цветов зла»?

Кристиан снимает книгу с полки, дает ей, и Клэр листает страницы, пока не находит нужную.

– Помнишь это стихотворение?

– Разумеется. «Мученица»: «Среди шелков, парчи, флаконов, безделушек…»

Клэр берет книгу и читает с листа:

Клэр закрывает книгу.

– Прекрасное стихотворение. Если не придаешь значения тому, о чем оно.

Кристиан пожимает плечами:

– Красота из зла, такова его философия. Но это лишь идея, с которой он носился, в действительности никогда…

– Когда я работала с Конни, – перебивает Клэр, – произошло убийство проститутки-негритянки. Убийца отрубил ей голову, совсем как женщине в этом стихотворении. Потом сделал снимки – и фотографии оказались в Интернете.

Кристиан становится задумчивым.

– Стеллу – извини, Кристиан, – Стеллу выпотрошили, так ведь? Убийца забрал селезенку.

– Нет-нет. Не говори, что считаешь…

– «Сплин [20]». Так озаглавлено одно стихотворение сборника, правда?

– По-твоему, – хрипло говорит Кристиан, – это моя вина. Я каким-то образом вдохновил убийцу переводом этих стихов.

– В прежние времена в изданиях для ценителей иногда бывали вкладные иллюстрации, верно? – настаивает Клэр.

– Да. Существует знаменитое издание «Цветов зла» с иллюстрациями Доре. Теперь оно стоит целое состояние. У меня есть факсимиле.

Кристиан указывает на книжные полки.

– Вот этим и занимается убийца, – объясняет Клэр. – Не понимаешь? Создает своего рода виртуальное издание «Цветов зла». Его фотографии являются иллюстрациями к стихам.

– Господи! – Кристиан в ужасе закрывает глаза. – В таком случае вина лежит на мне. На это его толкнули мои переводы. – Хватается за голову и раскачивается. – Стелла, Стелла… Что я сделал с тобой?

Клэр хочет сказать ему, что он не в ответе за то, что совершает это чудовище, как переводчики Библии не в ответе за испанскую инквизицию, но знает, что сейчас не время.

– Как мне выйти отсюда? – мягко спрашивает она, указывая на экран со строчками текста.

– Просто отстукай «Сплю», – негромко отвечает он.

»Сплю.

»Морфей, Бог Сна, приносит тебе стакан чистой, холодной воды из ледяной реки Леты. Ты выпиваешь ее. Минеральный, слегка сернистый вкус еще долго остается у тебя во рту после того, как ты возвращаешься в верхний мир.

Ты очень скоро вернешься.

В квартире в Нижнем Ист-Сайде – снятой через Интернет с помощью компьютера в кафе – Гленн Ферниш берет портативный компьютер, купленный таким же образом и доставленный в тот же день в квартиру. Когда модем начинает свистеть и пощелкивать, он погружает нож в зрелый рокфор на тарелке и задумчиво облизывает лезвие. Рядом с тарелкой бутылка вина, лет которому больше, чем Гленну. Он нюхает пробку, проводит ею под носом, словно курильщик незажженной сигарой, вдыхает запах муста и сырых, затянутых паутиной погребов.

Гленн входит в подземный мир Некрополя не как Харон, а под видом одного из других своих персонажей, Брэна, кельтского бога лесов. Он держал его в запасе для такого крайнего случая. Если отстукать команду описания его внешности, прочтешь лишь вот что:

»Ты видишь крепко сложенного мужчину, одетого в черное, без головы. Он несет переброшенный через плечо мешок, в котором, очевидно, находится голова.

Брэн окольным путем пробирается в библиотеку и какое-то время наблюдает за спящим Хароном. Отстукивает:

»@ кто посещал Харона последним

И компьютер отвечает:

»Здесь была Бланш.

Гленн неподвижно сидит в задумчивости. Бланш не могла только что быть в библиотеке, это имя жены переводчика, она мертва. Он отстукивает:

»Иду в Темную Комнату.

А затем:

»@ кто посещал Темную Комнату последним

»Здесь была Бланш.

Брэн берет виртуальное издание «Цветов зла» со стола, где оставила его Клэр, отпирает и принимается медленно листать страницы, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться своей работой, почти законченной. Все это нужно куда-то переместить, поскольку его укрытие стало известно. К счастью, в этом виртуальном мире создать для себя новое пространство не труднее, чем вообразить его.

В реальном мире Гленн сидит в раздумье, держа в пальцах винную пробку.

Декадентство Парижа девятнадцатого века. Подземный мир, созданный по образцу древнегреческого. Краткая остановка на Манхэттене двадцать первого. И наконец, Дания четырнадцатого века, созданная воображением английского драматурга в семнадцатом.

Неудивительно, что Клэр трудно осмыслить роль Офелии.

– «Вот розмарин, это для воспоминания; прошу вас, милый, помните; а вот троицын цвет, это для дум», [21]– говорит она, жестикулируя.

– Нет! – восклицает Пол. – Клэр, это ужасно. Я не вижу правды.

«Какая тут правда?» – удивляется она. Раздающая травы Офелия кажется ей совершенно далекой от реальности.

– Прибегни к эмоциональной памяти, – советует Пол. – Попытайся это связать с чем-нибудь.

Клэр покорно закрывает глаза и вспоминает больницу. Пытается вообразить, что сделали бы пациенты Баннермана с рецептом на двадцать миллиграммов троицына цвета.

– Что смешного? – ледяным тоном спрашивает Пол.

– Когда я была в больнице, там мало интересовались травами, – отвечает Клэр. – Сидели в основном на метадоне и пимозиде.

– Ну так замени ими травы. Думаешь, Шекспир не использовал бы метадон и пимозид в этой речи, будь они изобретены? Попробуй.