Карл Хайасен - Дрянь погода

Озирая обломки, Эди заметила, что Авиле чертовски повезло, раз он еще не угодил в тюрьму.

– Потому-то он и завязал, – пояснил Щелкунчик. – Кости ему подсказали, что пора. Да еще жюри присяжных.

– Кости? – не поняла Эди.

– Лучше тебе об этом не знать, – сказал Щелкунчик. – Честное слово.

Они шли по другой стороне улицы, напротив дома, выбранного на утреннем объезде. Вокруг уже стояла кромешная тьма, лишь кое-где вспыхивали фонарики и тлели небольшие костры. Многие семьи, покинув искореженные скорлупки домов, перебрались в близлежащие мотели, но кое-где мужчины остались, чтобы отпугнуть мародеров. С хмурыми напряженными лицами они патрулировали улицы, держа дробовики наперевес. Слава богу, я белый и в приличном костюме, подумал Щелкунчик.

Но выбранный ими дом отнюдь не был пуст, темен и тих. С остатков стропил свисала голая лампочка, на штукатурке пульсировал серо-синий отсвет работающего телевизора. Эта роскошь объяснялась стуком портативного генератора. Эди и Щелкунчик днем видели, как его запускал какой-то жирный мужик.

Они находились либо на центральной улице «Черепашьей Луговины», либо на Калуса-драйв – смотря какую из сорванных табличек выбрать. На внешней стене дома красным пульверизатором были выведены номер – 15600 – и название страховой компании – «Среднезападный Ущерб».

– Солидная фирма, – заметила Эди.

Она видела по телевизору их рекламу – эмблемой компании был барсук.

– Барсук? – нахмурился Щелкунчик. – Какое он, на хрен, имеет отношение к страховке?

– Откуда я знаю? – У Эди пересохло во рту, ее клонило в сон. – А какое отношение имеет пума к автомобилям? Просто реклама.

– Про барсуков я одно знаю – они упрямые, – сказал Щелкунчик. – На кой ляд нам сдалась упрямая страховая компания?

– Перестань, ради бога…

– Давай найдем другой дом.

– Нет! – Пошатываясь, Эди перешла улицу к номеру 15600.

– Эй! – Щелкунчик устремился следом.

Эди обернулась.

– Давай покончим с этим, – сказала она. – Прямо сейчас, пока тихо.

Щелкунчик колебался, двигая перекошенной челюстью, как очумелый боксер.

– Ну же! – Эди распустила заколотые волосы, спутала и сбила их на лицо. Потом задрала платье и провела ногтями по ляжкам, разрывая чулки.

Щелкунчик убедился, что поблизости нет мужиков с ружьями и никто не смотрит. Эди выбрала место на дорожке к дому и растянулась ничком. Щелкунчик художественно оформил сцену завала, придавив партнершу двумя обломками стропил.

– Хорошо бы крови, – сказала из-под обломков Эди.

Напарник вложил ей в руку гвоздь:

– Смелее!

Эди поглубже вдохнула и острием процарапала руку от локтя до запястья. Больно, твою мать! Потом для пущего эффекта мазнула окровавленной рукой по щеке. По сигналу Щелкунчик начал свою партию и заорал, зовя на помощь. Эди понравилось – хорошо вопит, и в самом деле поверишь.

Макс Лэм похвалил себя, что еще в Орландо запасся всем необходимым для съемок. Те туристы, что подготовились к урагану хуже, теперь лихорадочно рылись в багаже, ища чистые кассеты и аккумуляторы, а Макс, прерываясь лишь для перезарядки, вел драматическую летопись исторического стихийного бедствия. Даже если материал не заинтересует «Си-СПЭН», он понравится нью-йоркским приятелям. Макс служил младшим ответственным сотрудником в средней руки рекламной фирме, где работало немало людей, которых ему очень хотелось поразить. Он умел обращаться с видеокамерой, но и помощь профессионала не повредит. Макс знал одно место на Восточной 50-й улице, где монтировали любительские пленки, а за умеренную дополнительную плату подкладывали титры и фамилии авторов. Получится превосходно! Когда Бонни успокоится, он попросит ее устроить вечеринку с коктейлями и покажет пленку клиентам и коллегам.

Тихо жужжала камера, Макс с хищным азартом пробирался по развалинам. Съемки трагедии настолько его увлекли, что он забыл о жене, которая отстала еще три квартала назад. Макс хотел научить жену обращаться с камерой, чтобы самому попозировать среди обломков, но Бонни отказалась наотрез.

Макс держал в голове перечень лучших кадров для предстоящего монтажа. Сцен разрушения уже достаточно, необходимо умерить визуальное потрясение перебивками с трогательными эпизодами, этакими виньетками, в которых отразятся и людские потери, не только физические, но и духовные.

Его внимание привлек искореженный велосипед. Ураган аккуратно обернул его, словно тугое обручальное кольцо, вокруг ствола кокосовой пальмы. Мальчуган лет восьми пытался его сдернуть. Макс припал на колено и наехал на лицо мальчика, угрюмо дергавшего за погнутый руль. Ребенок сосредоточенно поджал губы; в его лице читалось лишь глухое равнодушие.

Он в шоке, подумал Макс. Даже меня не замечает.

Казалось, парнишке все равно, что велосипед непоправимо сломан. Он просто хотел, чтобы дерево его отдало, и продолжал тянуть изо всех сил. В пустых глазах не было ни тени огорчения.

Поразительно, думал Макс, глядя через видоискатель. Поразительно!

Что-то пихнуло его под правую руку, изображение мальчика дернулось. Чья-то рука тянула Макса за рукав. Выругавшись, он оторвался от камеры.

Рядом сидела мартышка.

Макс развернулся на колене и направил объектив на тощего зверька. Даже через видоискатель было видно, что животному от шторма перепало сильно: каштановая шерсть свалялась, вся в какой-то коросте, на широкой бархатистой переносице вздулась шишка размером с редиску. Глаза-пуговки в кругах мутной слизи щурились на Макса.

Покачиваясь на задних лапах, обезьяна сонно зевнула, обнажив десны. А потом принялась вяло дергать себя за хвост.

– Посмотрите, кто у нас тут – дикая обезьянка! – Макс наговаривал текст для будущих зрителей. – Вы только гляньте на бедняжку…

За спиной раздался бесцветный голос:

– Вы поосторожнее, мистер. – Это сказал мальчишка со сломанным велосипедом.

Макс не отрывался от камеры:

– В чем дело, малыш?

– Поосторожнее с ней, говорю. Папа пристрелил одну такую вчера вечером.

– Вот как? – Макс про себя усмехнулся. Зачем вообще стрелять в обезьянок?

– Они больные. Так папа говорит.

– Разумеется, я буду осторожен, – ответил Макс. Послышался топот – странный мальчик убежал.

Через видоискатель Макс заметил, как морда зверька нелепо подергивается, – и тут мартышка взвилась в воздух. Едва он опустил камеру, обезьянка ударила его в лицо, и он опрокинулся навзничь. Миниатюрные упругие пальчики вцепились ему в нос и глаза. Макс испуганно заорал. Кошмарно воняло влажной шерстью.

Макс как ошпаренный катался по земле. Маленькое жилистое существо завизжало и отпустило его. Макс сел, вытирая исцарапанное лицо рукавом. Кожу саднило – значит, его поцарапали. Прежде всего необходимо сделать укол от столбняка, а затем потребовать какую-нибудь мощную инъекцию против обезьяньих бактерий.