Михаил Кречмар - Центр мира

Однако мусульманские районы КНР всегда жили по своим, обособленным законам. У мусульман всегда остаются внутренние структуры подчинения, какую бы внешнюю административную надстройку ни мостила над ними метрополия – будь то Великий Китай, Российская Федерация или Республика Индия.

Судя по данным Службы, за последние три месяца экспорт опиума-сырца и даже химически подготовленного героина из мусульманских районов Китая значительно увеличился. Рост аналитики наркоотдела определяли в пятнадцать-двадцать процентов, но некоторые эксперты говорили даже о тридцати – сорока. Это могло означать появление новых каналов транспортировки из горных районов Таджикистана и особенно Афганистана, где после разгрома «Талибана» произошёл резкий всплеск производства «тяжёлого» зелья. Но, скорее всего, значительная часть этой отравы уже была произведена на китайской территории и только ждала своего часа, чтобы её покинуть.

Шергин закрыл папку и пририсовал к своему условному рисунку ещё один квадратик.

Трудно сказать, добьются ли уйгуры независимости в XXI веке. И добьются ли они её вообще. Но… Судя по всему, баланс сил уже качнулся. И наркоторговцы успели на это отреагировать.

«Крысы, – подумал Шергин, закрыв глаза и откидываясь в кресле. – Когда змеи дерутся, крысы всегда выигрывают».

Как ни странно, со стороны УВД Москвы делом о перестрелке в холле элитного жилого комплекса «Иван-Чай» занимался старый знакомый Спадолина – Пётр Шемякин. Именно он разбирал содержимое карманов убитых преступников. И это содержимое навело его на некоторые размышления. Вечером, когда напряжение в отделении немного спало, он придвинул к себе старенький телефонный аппарат, сохранившийся в этом тоже преклонного возраста московском здании едва ли не со времён нэпа. Аппарат был изготовлен из чёрного эбонита, с характерной для того времени рогатой вилкой для трубки. Он хрипел, скрипел, искажал голоса, и, тем не менее, никто в отделении не помышлял поменять его на современные Siemens или Nokia. Вернее, в отделении был и Siemens с цифровым набором, возможностью многоканального подключения и диктофонной записи. Просто этот старинный телефон товарищества «Электросвязь» испокон веку считался талисманом отделения. Некоторые ветераны, прослужившие в отделении по пятнадцать-двадцать лет, утверждали, что однажды, ошибившись номером, попадали в приёмную Менжинского или Абакумова. Пётр служил здесь не столь долго (и не так много пил), чтобы иметь личную связь с прошлым страны. Он просто набрал номер.

Ветхие потроха ветерана «Электросвязи» пришли во взаимодействие. Неторопливо, по очереди, сработали изготовленные восемьдесят лет назад реле, переключатели, микрофоны и соленоиды, и сигнал пошёл по проводам, где, будучи преобразован в многомиллионной транзисторной схеме современных процессоров устройств связи, передал сигнал на современнейший смартфон, лежащий в кармане пиджака Максима Спадолина.

– Здравствуйте, Максим Сергеевич! Это капитан Шемякин беспокоит. Ну, тот, с которым вы к психам ходили. Да-да, я сейчас подключён к странному делу. Перестрелка в холле элитного жилищного комплекса «Иван-Чай». Четыре трупа возле танка и всё такое… Да-да, четверо. Один – сотрудник нашего отделения, сержант Киреев, линейный сотрудник. Трое – хачи какие-то, на чечен похожие. Документов при них никаких, но есть одна визиточка интересная. Вот я и решил, что вам любопытно поглядеть будет. Сможете подъехать?

Мобильный телефон завибрировал. Максим вынул его и с некоторым недоумением обнаружил, что это звонит владелец кипрского поместья, чьим именем он пользовался в оперативных целях.

– Макс, здорово! Ты что это там вытворяешь?

Подобно большинству средней руки бизнесменов, сколотивших состояния в «ревущие девяностые», мебельщик предпочитал сразу брать быка за рога.

– А в чём дело-то?

– Ты чё это светишь мои бумаги где ни попадя?

– Так уж и ни попадя. Я был с ними всего в трёх местах: в «Центре-Рерих», у международных жуликов-экологистов и в индийской сети супермаркетов.

– Мне пофую, в каких там сетях ты их светишь. Тока имей в виду: на меня – это на меня-то, в моей отсидке, вышли какие-то «чехи».

– Напрямую?

– Щаз-з-з. Напрямую на меня хрен кто выйти может. Кроме вас, в натуре. Не-не, ты не думай чего, я не предъявляю ничего, понятия имею.

– Что ты им сказал?

– Сказал? Послал на фуй, что им сказать могу? Сказал, что меня их дела не интересуют, пусть в мои не лезут. Но ты поимей в виду: в каком-то из этих мест ты «чехам» на хвост хорошо наступил. Или высветил что. Собственно, о чём и предупреждаю. Старик-то живой ещё?

«Это он про Шергина», – подумал Максим.

– Да живой, живой, можешь не беспокоиться.

– Это я-то беспокоюсь? Да он нас с тобой переживёт. Тебя – точно, если ты и дальше будешь на «чехов» наступать.

– Слышь, Димон, – торопливо заговорил Максим, опасаясь, что связь прервётся, – а кто конкретно на тебя вышел?

– Повторяю – на меня конкретно фуй выйдешь. На лоеров моих выходили.

– А кто?

– Да говорю тебе – «чехи»! Чечены то есть!

– Да понял я, понял. А кто из чечен? Барзоевцы, сайдуллаевцы? Человек какой?

– А-а-а, въехал, про чё ты… Нет, «чехи» не московские. Местные. Из Эмиратов которые.

– Которые с нами воюют?

– Да они все с вами воюют. Только по-разному. Усман-ходжа – знаешь такое погоняло?

– А это погоняло или имя?

– Мне проще думать, что погоняло. Он в Дубаях сидит, авторитет местный, типа. У одного шейха на посылках. Ну, я тебе всё сказал. Не болей, – хихикнул Димон и выключил трубку.

Лента знаменитого казахского мелкосопочника, проносящаяся за окном минивэна, усыпляла.

«Какая-то недогеография», – подумал Зим. Горки размером с пятиэтажный дом раздражали его чувство меры. Он в очередной раз прикинул, не стоит ли ему остановиться и вздремнуть. В столь ранний утренний час машин практически не было видно. «Рискованные места – не стоит останавливаться посреди степи. А если свернёшь с дороги, то можно вообще невесть на кого наткнуться. Здесь почти везде конопляные деляны, за которыми в оба глаза следят владельцы. Конкуренты дона Исидро, блин…»

Вечеринка у дона Исидро в Гурундвайе послужила началом известности Зима как международного журналиста. Именно там он, по сути, получил разрешение на освещение местного кокаинового бизнеса как фактора международной экономики, от его владельцев. Дон Исидро Куэвас был потомственным наркобароном. Ещё его прадед, дон Хайме Куэвас, принял решение выделить значительную часть своей латифундии под посадки коки – тогда, около ста лет назад, кокаин был в большой моде среди парижского и петербургского света. Во время обеих мировых войн Куэвасы исправно поставляли сырьё для медицинской промышленности. В общем-то, это и сегодня оставалось побочным приработком почтенной семьи.