Пи Трейси - Наживка

– Ничего, все в порядке, – заверил он, крепко, насколько осмеливался, зажимая горло ладонью, стараясь удержать в ней жизнь. – С ребенком ничего не случилось. Ничего не случилось.

Он повторял это снова и снова, пока ее глаза не померкли, руки безжизненно упали на бетон.

«Скорая» приехала через пять минут, опоздав всего на три.

Марти не слышал шагов убегавшего парня. Но лицо запомнил.

Он долго стоял перед открытым шкафом, глубоко дыша, вернувшись в прошлое. Картины того вечера всегда с ним. Ежедневно проплывают перед глазами в тех или иных подробностях. Но с такой полнотой, живостью и жестокостью никогда еще не вспоминались. Он всегда знал, что когда-нибудь они всплывут целиком, жил с уверенностью, что после этого у него, наконец, хватит духу спустить курок.

И задохнулся, поняв, что ошибался. Пистолет лежит в кармане, а он вовсе не намерен стреляться. Видел наихудший вариант, подсказанный рассудком, а теперь видит, что каким-то чудом от него отказался.

Когда он вернулся, Лили сидела в кресле с книгой на коленях, закутавшись в красный махровый халат, потягивая воду из стакана в разноцветных полосках. Она похлопала ладонью по сиденью стоявшего рядом дивана:

– Присядь на минутку. Тебя долго не было. Я беспокоилась.

Марти сел, утопая в диванных подушках, просиженных за долгие годы умершими, которых он любил.

– Выходить на улицы Миннеаполиса стало небезопасно в любое время дня. Разумеется, тебе нечего опасаться с таким пистолетом в кармане.

Марти чуть улыбнулся. От Лили ничего не скроешь.

– Но и с оружием небезопасно ходить. Случайно можно застрелиться.

– Я не собираюсь стреляться.

Она на него посмотрела, склонив набок голову.

– Рада слышать, Марти. Значит, я зря волновалась все это время.

Марти взглянул в яркие голубые глаза, неподвластные возрасту, и задумался, что будет, если кто-нибудь из членов этой семьи когда-нибудь скажет правду.

– Подумывал одно время, – осторожно признался он.

– Наверно, до сих пор подумываешь, раз таскаешь с собой эту штуку.

Кажется, правда сработала. Марти решил еще раз попробовать:

– Джек меня попросил заглянуть домой и забрать его. Его здорово напугали убийства, он велел мне за тобой присматривать.

Лили хлебнула воды из стакана, не глядя на него.

– Правда?

– Да.

– М-м-м. Значит, теперь у меня есть телохранитель? Собираешься перебраться сюда, навсегда поселиться? Притащил огромный чемодан.

Марти с усилием улыбнулся, глядя на старый твидовый кофр, который они с Ханной купили для свадебного путешествия.

– Побуду, пока копы не найдут убийцу.

Лили очень осторожно поставила стакан на столик и поднялась с кресла.

– Ну, тогда распаковывай вещи.

Вешая последние штаны цвета хаки в шкаф в спальне, Марти услышал тихий стук в дверь. Не дожидаясь ответа, вошла Лили со стопкой чистого белья, положила его на кровать.

Он с сомнением посмотрел на белоснежные трусы, лежавшие сверху стопки.

– Это мои?

– Целый день в хлорке отмачивала. Ты когда-нибудь слышал о хлорке?

Марти подошел, взял их в руки. Спереди заглажены бритвенно-острые складки.

– Ты выгладила мое нижнее белье?

Лили пожала плечами:

– Что же мы, дикари? Разумеется, выгладила. – Лили направилась к шкафу, осматривая только что развешанные брюки. – Нельзя их так складывать, – заметила она, снимая каждую пару с вешалки и выравнивая точно по складкам.

Закончив, оглянулась на Марти, сидевшего на кровати и наблюдавшего за ней с горькой улыбкой.

– Что?

– Так всегда делала Ханна.

Лили поджала губы, отвернулась, кивнула.

– Все мы ходим с ранами в сердце. – Она снова взглянула ему в глаза. – Но все-таки ходим.

– В этом я иногда не уверен. Почему держимся, когда дела так плохи? – Он посмотрел на выцветшую голубоватую татуировку на ее руке. – В иные моменты задумываешься, стоит ли дальше жить.

Лили расправила плечи под красным пушистым халатом и твердо на него взглянула:

– Никогда. Ни на одну минуту. Жить всегда стоит.

Марти еще долго сидел на кровати, когда дверь за ней закрылась, чуть пристыженный из-за того, что крошечная старушка оказалась гораздо сильнее его.

Наконец, подошел к стоявшему в углу старому секретеру с откидной круглой крышкой и сел перед ним. В верхнем ящике почти пусто, только блокнот и упаковка с шариковыми авторучками. Он старательно уложил блокнот посередине стола, выбрал ручку и принялся ждать. Со временем рука сама собой задвигалась, подняла ручку, нарисовала кружок, от которого протянулись стрелки, как солнечные лучи. На самом солнце возникла надпись ДЖЕК.

Через час Марти откинулся на спинку стула, протер горевшие глаза и впервые за долгое время захотел выпить не виски, а кофе. Исписал три страницы заметками и вопросами, а в голове еще вертелись мысли, которые следовало перенести на бумагу.

Именно так он работал над особенно заковыристыми делами, и привычное занятие напомнило о многочисленных вечерах, когда Ханна украдкой пробиралась к нему в кабинет, обнимала за плечи и ласково упрекала за то, что он оставляет ее в одиночестве в широкой холодной постели. Марти почти почувствовал ее мягкие руки, запах лимонного туалетного мыла, щекочущее прикосновение шелковистых волос.

На губах медленно расплылась радостная улыбка. Почти целый год вспоминал только смерть Ханны. А теперь впервые вспомнил ее живой.

«Мне становится лучше», – подумал он, переворачивая новую блокнотную страницу.

Солнце только начинало вставать над рекой, когда Магоцци с Джино переезжали через Миссисипи по мосту на Лейк-стрит. Розовые и золотые полоски на небе отражались в темной воде, мерцая струйчатыми пузырьками шампанского.

– Боже, как мне хотелось бы изобразить это на полотне, – пробормотал Магоцци. – Взгляни на воду, Джино, до чего красиво.

Напарник хмыкнул. Нынче утром у него набухли мешки под глазами, коротко стриженные светлые волосы сердито топорщились.

– В задницу такую красоту. Ты бы не восторгался, если б провел ночь как я. Сюрприз наелся детской каши со всякими животными разных цветов, и мы часа три видели настоящую радугу. Точно как эта самая вода.

– Не рановато ли ему есть такую кашу?

– Если послушать Анджелу, он вообще не ест кашу. Она в схроне у меня лежала. Знаешь, есть такие липучки, которыми дверцы буфетов и шкафчиков заклеивают от ребятишек?

– Не знаю.

– Так вот, либо они никуда не годятся, либо Сюрприз гений.

– Перестань называть его гением, иначе у него разовьется комплекс.

– В глаза не называю, в сладкие детские влажные глазки. Старик, я умираю с голоду. Не объяснишь ли, почему машины стоят намертво на мосту в шесть утра?