Пи Трейси - Наживка

Громила просиял, после чего Малкерсон понадеялся, что он их убивать не станет, внимательно осмотрел свою вилку, откусил кусочек картошки и заморгал.

– Боже, свежий розмарин! Изумительно.

– Спасибо. В нашей округе никто никогда еще не распознавал розмарин. Кетчуп дать?

За едой по молчаливому согласию не разговаривали. Магоцци и Малкерсону удалось очистить тарелки примерно на треть, потом они одновременно их отодвинули.

– Доедать не собираетесь? – спросил Джино, гоняясь за последним куском колбасы по своей опустевшей тарелке. – Выбрасывать чертовски стыдно. И хозяина не хочется обижать.

– Разумно. – Малкерсон подтолкнул свою тарелку к Джино, взглянул на часы. – Если вы в самом деле уверены, что Мори Гилберта, Розу Клебер и Бена Шулера что-то связывает, кроме пребывания в концентрационном лагере, значит, ознакомились с их документами, банковскими счетами, телефонными звонками и прочим?

А как же, мысленно подтвердил Магоцци, только не по совсем законным каналам.

– Работаем, сэр.

– Да? Каким образом? Я не видел у себя на столе ни единого ордера на обыск или изъятие… – Шеф резко оборвал фразу и посмотрел на Магоцци. – Хорошо. Можете не отвечать.

Малкерсону прекрасно известно о продолжающихся отношениях Магоцци с Грейс Макбрайд, которая способна пробить любую предположительно секретную базу данных. И не менее точно известно, что лучший его детектив, который на службе никогда не ослабит узел галстука, чтоб не нарушить принятых в управлении правил приличия, привык проявлять огорчительное неуважение к законам о неприкосновенности частной жизни, гражданским правам и служебным инструкциям, когда ему кажется, что на кону стоит чья-то жизнь. На оформление ордеров нужно время. На законное изъятие и просмотр документов нужно время. Поэтому коп, расследуя убийство и экономя каждую бесценную секунду, испытывает непреодолимое искушение пойти кратчайшим путем. Малкерсон понимал это не хуже любого другого, но столь же хорошо понимал, что, нарушив однажды правила, трудно остановиться, а ничего нет опасней на свете, чем служитель закона, ставящий себя выше закона.

– Детектив Магоцци…

– Мы стараемся поскорей разобраться, – перебил шефа Магоцци. – Неизвестно, не намечены ли другие жертвы.

– Знаю.

– Старые, беспомощные, перепуганные, – вставил Джино, пережевывая яичницу. – Бабушки, которые пекут печенье, вроде Розы Клебер.

– Детектив Магоцци, – повторил Малкерсон таким тоном, что оба подчиненных замолчали. – Если вы намерены просить Грейс Макбрайд с партнерами воспользоваться программой, которая с таким успехом отыскивает связи по нашим «глухарям», напомните, чтобы они добывали лишь ту информацию, которая содержится в открытом доступе.

– Обязательно, сэр. Но мы не просто ждем, когда что-нибудь выскочит из архивов. Как отмечено в рапорте, мы считаем, что у Джека Гилберта есть некие сведения, и сегодня хотим на него надавить.

– Тогда от всей души желаю удачи. Кажется, у прессы и общественности складывается впечатление, что убийца нацелился на весьма специфическую демографическую группу, и составляющие ее люди начинают паниковать. – Малкерсон переплел пальцы, взглянул на сверкающие золотые часы на запястье. – Помните кошмарные предсказания прессы после принятия нового закона о регистрации нелегально приобретенного оружия?

– Еще бы, – хмыкнул Джино. – Завели похоронные песни. Миллионы жителей Миннесоты перестреляют друг друга на улицах. И знаете что? Я не слышал в новостях ни единого слова о том, что подача заявок на регистрацию свелась к нулю.

Малкерсон посмотрел на него:

– За один вчерашний день к нам поступило триста семьдесят три прошения о регистрации приобретенного прежде оружия. Из одного округа Хеннепин. Из нашего округа, джентльмены. Триста из них подали люди старше шестидесяти пяти лет.

– Вот дерьмо… Прошу прощения, сэр.

Малкерсон пропустил мимо ушей вульгарную грубость.

– Причем это было до известия об убийстве Бена Шулера. Предчувствую, что сегодня поступит еще больше, особенно теперь, когда мы привлекли к себе внимание всей страны. Ночью сообщение красовалось в шапках новостей Си-эн-эн, появится оно и в вечерних выпусках других каналов и газет, после чего, джентльмены, заварится настоящая каша.

Джино всплеснул руками:

– Что это с ними стряслось? Будь я репортером национального масштаба, просеивающим телеграфные сообщения, в первую очередь уцепился бы за старика, замученного и привязанного к рельсам.

Малкерсон страдальчески вздохнул.

– Это единичное убийство. Действительно, сенсационное, но в нашей стране ежедневно происходит десяток сенсационных убийств. С другой стороны, вы расследуете три убийства, и, даже если открыто никто их не называет серийными, все думают именно так. Само по себе интерес разжигает. Добавьте необъяснимое и ужасное стремление убивать стариков, переживших концентрационный лагерь, и глаза всей страны устремятся на нас.

Глубоко в голове Магоцци что-то защекотало, словно маленькие серые клеточки вскакивали и махали руками, стараясь привлечь внимание. Он закрыл глаза, полностью сосредоточился.

– Что? – спросил Малкерсон.

Магоцци открыл глаза.

– Пока не знаю. Потом само выплывет.

К тому времени, когда Джино и Магоцци расстались с шефом Малкерсоном, солнце уже высоко поднялось в туманном, почти белом небе. Воздух плотный, душный, ртутный столбик подбирается к восьмидесятиградусной отметке. Свернув на 394-ю автостраду, увидели дымку, начинавшую заволакивать горизонт.

– Надвигается, – заметил Джино, оторвав взгляд от кнопок неработающего кондиционера, в которые он играючи без толку тыкал. – Наконец приближается холодный фронт из Канады, и, как только дойдет, грянет битва титанов.

– Вечером чего-то говорили, – подтвердил Магоцци. – По всему штату объявляется штормовое предупреждение.

– Ну, не дикость ли? Я две недели назад сгребал с подъездной дорожки слой снега высотой в пять дюймов, а теперь мы обливаемся потом, глядя на тучи в небе.

– Добро пожаловать в Миннесоту.

Через двадцать минут Магоцци вел машину без опознавательных знаков по кривым живописным улицам, густо заросшим деревьями, которые изо всех старались сойти за миннесотские девственные леса. Все необходимое вроде присутствует – гигантские купы взрослых деревьев, журчащие ручьи, питаемые талым снегом и весенними дождями, – но картина создана не природой. Таково представление некоего градостроителя о природной картине.

Под деревьями не валяются упавшие ветки, на них нет сломанных веток, указывающих направление последней бури, и, если какой-нибудь одинокий листок осмелился упасть прошлой осенью на неразмеченный асфальт, его давным-давно старательно подмели.