Уильям Лэшнер - Меченый

– Что-нибудь интересное?

– Не исключено.

Она взглянула на двери зала суда, посмотрела на часы.

– Ладно. Спасибо, Виктор.

Я помахал папкой.

– Спасибо вам, что принесли ее.

Прижимая к груди большую красную папку, я вернулся к столу адвоката. Галликсен оказался рядом со мной, прежде чем я успел сесть.

– Что она здесь делает?

– Это открытое заседание, – сказал я. – Может быть, пришла послушать показания.

– А что в папке?

– Бумаги. Всякое разное.

– Я не позволю вам задавать вопросы, касающиеся его бизнеса.

– Если бизнес вашего клиента незаконный и по нему ведется расследование, то судья обязана это знать.

– Это абсолютно нечестный прием.

– Я занимаюсь адвокатской практикой не ради участия в игре, а ради победы. Сделайте одолжение, Артур, спросите у своего клиента, как ему нравится отбивная из телятины в ресторанчике «Ла Фамилья».

В этот момент судья Систин решила почтить нас своим присутствием.

– Встать, суд идет.

Все присутствующие встали, а Систин, не обращая ни на кого внимания, прошла к судейскому месту.

– Садитесь.

– Слушается дело «Уэллмен против Хьюитта», – объявила секретарь суда.

– На чем мы остановились? – спросила судья. – Кажется, сегодня мы должны заслушивать мистера Хьюитта. Вы готовы, мистер Галликсен?

– Ваша честь, прошу предоставить нам немного времени, – сказал Галликсен.

– У вас и так было полчаса, пока я отсутствовала вследствие непредвиденных обстоятельств. Сколько еще времени вам нужно?

Галликсен взглянул на меня.

– Определенные заявления мистера Карла свидетельствуют, что в данном споре можно достигнуть соглашения. Полагаю, что изучение этого вопроса – в интересах обеих сторон.

– Сколько вам потребуется времени для совещания?

– Ваша честь может дать нам пятнадцать минут?

– Прекрасно. И должна сказать, мистер Галликсен, что меня радуют совместные усилия сторон, направленные на благо ребенка. Даю вам пятнадцать минут.

– Что это значит, мистер Карл? – спросила Тереза Уэллмен, когда мы ждали в коридоре, пока Галликсен образумит своего упрямого клиента.

– Это означает, что мы придем к некоему соглашению, если вы не станете жадничать.

– Как насчет выходных, Тереза? – сказала Бет. – Именно это здравое предложение адвокат Брэдли пытается вбить в его голову. Пусть Белль живет с Брэдли по будням и продолжает ходить в частную школу.

– Я хочу жить с ней постоянно, – сказала Тереза. – Она моя дочь.

– И дочь Брэдли, – возразила Бет. – Забота о ребенке всю неделю может помешать вашей работе. Согласившись с нашим предложением, вы вернете себе дочь и разовьете достигнутые успехи. Но если будете настаивать на своем, а Брэдли скажет «нет», то не получите ничего. Считайте это предложение подарком судьбы, а дальше будет видно.

– Не знаю…

– Думайте скорее. – Бет посмотрела на часы. – На решение у вас остается десять минут.

Тереза Уэллмен отошла в сторонку, чтобы собраться с мыслями.

– Что было в красной папке? – спросила у меня Бет.

– Соглашение о взаимодействии с Чарли Калакосом.

– Да-а, – протянула она, – я никогда не рискнула бы судиться с тобой. – И, помолчав, сообщила: – Вчера приезжали из жилищной инспекции.

– Каков их вердикт?

– Бойлерная в руинах, водопроводные трубы нужно менять, крыша течет.

– Значит, ты раздумала покупать?

– Конечно, нет. Со мной была Шейла, она осталась в восторге. Она снижает цену.

– Бет, этот дом – старая развалина.

– Инспектор сказал, что формы хорошо сохранились.

– Это дом, а не фотомодель.

– Мой ипотечный кредит одобрили, на следующей неделе я получаю документы. Будешь моим адвокатом?

– Не слишком ли ты спешишь?

– Шейла говорит, что это великолепная возможность.

– Шейла – риелтор, у нее практически отсутствует совесть.

– Она мне нравится.

– Мне тоже, но не в этом дело.

– А в чем же?

– Ты уверена, что дом способен решить твои проблемы, какими бы они ни были?

– Видел, как счастлива Тереза? Она действительно изменила свою жизнь.

– Будем надеяться, что ради дочери она свернет горы.

– Она само воодушевление. Если она смогла это сделать, то я тоже смогу.

– Ради дома?

– Это только начало. Во время инспекции я ходила по комнатам, представляла, как они будут выглядеть, после того как я сделаю ремонт. Представляла, как гости будут толпиться на кухне.

– Ты не устраиваешь вечеринок.

– Буду устраивать в новом доме.

– Кухня – настоящая волчья яма.

– По утрам в нее заглядывает солнце.

– Только в апреле.

– Я представляла, как друзья остаются ночевать в спальне для гостей. Представляла, как смогу, когда захочу, работать дома, в собственном домашнем офисе.

– Фантазировала о детской комнате?

– Ты не хочешь, чтобы я покупала дом, Виктор?

Хороший вопрос. На самом ли деле я опасался, что ее способ решения экзистенциальной дилеммы с помощью недвижимости приведет к разочарованию, или просто завидовал, что она покупает дом и начинает новую жизнь, в то время как сам я вряд ли способен на такой шаг? И почему вдруг покупка дома осложнила наши отношения?

– Нет, Бет, – ответил я. – У меня нет возражений. Это хорошее приобретение.

– Как насчет подписания кредита?

– Приеду. Обязательно приеду.

Теперь вернемся к Сэмми Глику.

«Да вы настоящий Сэмми Глик», – сказала Агнес Лекомт во время нашего свидания на Риттенхаус-сквер. От презрительного тона старой карги в моей душе остался едкий осадок. Чтобы в полной мере понять степень унижения, которому она меня подвергла, я решил обратиться к первоисточникам. Для чего, во-первых, выяснил по Интернету, кто такой Сэмми Глик, во-вторых, купил книгу «Что движет Сэмми», в-третьих, отправился в Рочестер.

– Я уже говорила вам по телефону, что мне нечего сказать, – повторила Серена Чикос.

Это была стройная смуглая симпатичная женщина небольшого роста лет пятидесяти, с живыми глазами и строгим выражением лица – как у человека, привыкшего давать указания и проверять, как они исполняются.

– Я надеялся, что, если появлюсь лично, вы оцените серьезность моего расследования.

– Напрасно надеялись. А теперь простите, у меня много дел.

– Смею уверить вас, мисс Чикос, что все сказанное вами останется в тайне.

– Но мне не нужна конфиденциальность. Как я уже неоднократно говорила, я не желаю обсуждать свою работу в фонде Рандольфа.

– На это есть причина?

– Это давняя история, часть моего прошлого, которую я предпочитаю не обсуждать.

– А там знают об этом? – Я кивнул в сторону коридора. – Знают о том, что произошло в фонде Рандольфа?

Я стоял в дверях довольно тесного кабинета. Мы находились на втором этаже художественной галереи Рочестерского университета. Серена Чикос сидела в отделе кураторов. Дальше по коридору располагался кабинет директора.