Стивен Кинг - Долорес Клэйборн

— Господи, Долорес, — говорит он. — Это же старый колодец! Помоги мне выбраться, пока я совсем не провалился.

А я стою, и через секунду-другую глаза у него изменились. По ним видно было, что он понял, как на самом деле все было. В жизни я такого страха не испытывала, пока стояла так у края колодца, смотрела на него, а в небе черное солнце висит к западу от нас. Я забыла джинсы надеть, а он не провалился вниз, как должен был. И кажется мне, что все не так пошло.

— А! — говорит он. — Сука ты! — И начинает руки перехватывать и извиваться, чтоб вылезти.

Говорю себе: беги! А ноги не слушаются. Да и куда б я убежала, вылези он? Одну вещь в день затмения я твердо поняла: если живешь на острове и попробуешь убить кого, доведи дело до конца. Потому как бежать тебе некуда и спрятаться негде.

Я слышала, как его ногти по гнилой доске царапают, пока он руки перехватывает и подтягивается. Звук этот вроде того, что я увидела, когда на затменное солнце поглядела, так со мной и остался. Иногда я его даже в своих снах слышу, да только во сне он наружу вылезает и хватает меня, а этого не было. Было вот что: доска, на которую он выбирался, вдруг не выдержала, переломилась, и он свалился вниз. Так все это быстро произошло, что вроде бы он и не висел на ней. Ничего, кроме провисшей крышки из посеревшего дерева: в середине рваная дыра зияет, над ней светляки взад-вперед летают.

Он снова взвизгнул, пока вниз летел, и визг этот в колодце эхом отдался. Вот этого я тоже недоучла — что он вскрикнет, пока падать будет. Потом стукнуло, и он замолчал. Разом замолчал. Вот как лампа гаснет, если шнур из розетки выдернуть.

Я на колени опустилась, руками живот обхватила и жду, не будет ли чего дальше. Прошло какое-то время — много или мало, не знаю, только день полностью погас. Наступило полное затмение, и стало черно, как ночью. Из колодца все еще никаких звуков не доносилось, но от него на меня дул ветерок, и тут я поняла, что чую его запах — ну, такой, каким отдает вода из мелкого колодца, знаете? Медный такой запах, сырой и не очень приятный. Почуяла я его, и меня дрожь взяла.

Тут вижу, комбинация моя почти до левой туфли свисает — драная и вся в колючках. Я сунула руку за воротник справа и оборвала и эту бретельку. Потом сдернула комбинацию и выпуталась из нее. Я смяла ее в комок и прикидывала, как мне удобнее колодец обойти, как вдруг снова о той девочке подумала, про которую вам говорила, и опять ее увидела, ясно так. Она тоже стояла на коленях и под кровать заглядывала, и я подумала: «Очень она несчастная и тот же запах чувствует — точно от медных монет и от устриц. Но только он не из колодца идет, а как-то связан с ее отцом».

И тут она словно бы оглянулась на меня, Энди… Думается, она меня тоже увидела. А как увидела, я поняла, почему она такая несчастная: ее отец что-то с ней сотворил, и она старалась спрятать это. А сверх этого вдруг поняла, что на нее кто-то смотрит, что женщина, Бог знает, в скольких милях от нее, но на пути затмения, женщина, которая только что убила своего мужа, смотрит на нее.

Она заговорила со мной, хоть ушами я ее голоса не слышала: он раздавался где-то глубоко у меня в голове. «Кто вы?» — спросила она.

Не знаю, ответила бы я ей или нет, но тут из колодца донесся долгий такой дрожащий крик:

— До-лоррррр-ииссс…

Во мне вроде вся кровь замерзла, и я знаю, что сердце у меня на секунду остановилось, потому как когда оно снова забилось, то должно было нагнать несколько ударов, и они слились в один. Я уже подняла комбинацию, но пальцы у меня разжались, когда я услышала визг, и она повисла на кусте.

«У тебя воображение разыгралось, Долорес, — говорю я себе. — Девочка, которая заглядывала под кровать, и крик Джо тебе померещились. Почудилось, потому что из колодца поднялся затхлый воздух, а крик — это твоя нечистая совесть. Джо лежит на дне колодца с разбитой головой. Он покойник и больше не будет пакостить ни тебе, ни детям».

Сначала-то я не очень этому поверила, но все было тихо, только где-то на лугу сова кричала. Я еще подумала, что она вроде злится, с чего это ей на смену пришлось заступать раньше времени. От ветра ветки ежевики шуршали и постукивали. Я посмотрела на звезды, сверкающие в дневном небе, потом опять на колодезную крышку. Она словно повисла в темноте, а дыра в середине, сквозь которую он провалился, показалась мне глазом. Двадцатого июля шестьдесят третьего мне глаза повсюду мерещились.

И тут из колодца снова донесся его голос:

— Помоги мне, До-лоррррр-ииссс…

Я застонала и закрыла лицо руками. Уж тут себя не убедишь, что мне опять почудилось или что моя нечистая совесть виновата: это Джо, и все. И он вроде бы плакал.

— Помоги-и-и мне-е-е… ПОМОГИИИИИ ЖЕ… — стонал он.

Я кое-как обошла колодец и побежала по тропке, которую мы проломили в ежевике. Не то, чтоб я совсем голову от страха потеряла. Этого не было, и вот почему я знаю — потому что я остановилась, чтоб подобрать отражатель, который держала, когда он погнал меня к ежевике. Как я уронила отражатель, пока бежала, у меня в памяти не осталось, но когда я увидела, что он свисает с ветки, я его схватила. И правильно сделала, если вспомнить чертового доктора Мак-Олиффа… Ну до этого я еще доберусь. Но я остановилась, чтоб забрать отражатель, вот в чем суть, и, значит, соображения я не потеряла. Но я чувствовала, как паника подлезает под него, точно кошка лапой под крышку кастрюльки с мясом, когда ее голод разбирает.

Я вспомнила про Селену, чтоб справиться с паникой, представила, как она стоит на берегу озера Уинтроп вместе с Таней и полусотней ребятишек из их лагеря — и у них у всех в руках по отражателю, которые они сами сделали в своей мастерской, и девочки показывают им, как наблюдать затмение. Видела-то я это вовсе не так ясно, как у колодца — девочку, которая под кровать заглядывала, искала свои шортики и блузку, но все-таки словно услышала, как Селена спокойным своим ласковым голосом ободряет перепугавшихся малышей. Вот о чем я думала… и еще о том, что должна быть дома, чтоб встретить ее и мальчиков, когда они вернутся, а если очумею от страха, так, возможно, буду тогда в другом месте. Слишком я уже далеко зашла, слишком много сделала и рассчитывать теперь могла только на себя.

Я вошла в сарай и нашла на верстаке Джо его большой фонарик на шести батарейках. Включила — и ничего. Батарейки давно сели, другого от Джо ждать не приходилось. Но в нижнем ящике хранились свежие батарейки — я все время подновляла их запас, потому как зимой мы часто без электричества сидели. Достала шесть штук и начала перезаряжать фонарик. Руки у меня до того тряслись, что я разроняла батарейки, и пришлось мне ползать за ними по всему полу. Потом все-таки заложила, но, наверное, в спешке сикось-накось, потому как он не загорелся. Я подумала бросить с ним возиться — ведь солнце скоро должно было снова засиять. Да только на дне колодца и тогда темно будет… И еще где-то глубоко голосок мне твердил, чтоб я подольше возилась — может, если я время потяну, так он успеет дух испустить, когда я к колодцу вернусь.