Карл Хайасен - Хворый пес

– Я не читаю бюджетное послание парламента от корки до корки, Вилли, – сказал Стоут. – Как и телефонный справочник Майами. Ну давай, подскажи.

– В варианте для Сената название должно быть таким же. Только это я и хотел сказать.

Стоут испытал жгучее желание вырвать у Вилли клюшку и завязать узлом на его потной шее в фурункулах.

– Какое же название мне проставить в сенатском билле? – сдержанно спросил он.

– Общественный центр поддержки Вилли Васкес-Вашингтона.

– Заметано. – Стоут развернулся уходить.

– Может, запишешь?

– Ничего, я запомню.

Центр поддержки? – подумал Стоут. Именно, поддержки Вилли.

– Эй, Палмер! А как насчет твоего моста?

– Я набросаю тебе черновик выступления и пришлю по факсу. И мост не мой. – Стоут целеустремленно зашагал прочь.

– В смысле, его назовут в чью-то честь? – крикнул вслед Вилли. – Могу назвать в честь губернатора, если хочешь! Или даже в твою!

– Нет, спасибо! – не оборачиваясь и не останавливаясь, весело прокричал в ответ Стоут и пробормотал: – Гнус! Зажравшийся продажный подонок!

Население Жабьего острова, составлявшее 217 человек, уменьшалось. Остров неоднократно пытались переустроить, и многие его обитатели стали жертвами обреченных на неуспех предприятий. Неофициальным мэром острова был Нильс Фишбэк – бывший ландшафтный архитектор, автор амбициозного проекта, предполагавшего возведение трех высотных жилых домов и других шестисот шестидесяти объектов под названием «Башни Тарпоньего острова». (Все, кто брался за преобразование Жабьего острова, первым делом его переименовывали. Остров скоротечно менял названия: кроме Тарпоньего, он назывался Длинноносым, Дельфиньим, островом Голубой Цапли, Белой Цапли, Маленькой Колпицы, Большой Колпицы, Отмелью птицы Перевозчика, Рифом Перевозчика, Островом Перевозчика и Стаями Перевозчиков. Все лопнувшие прожекты разнились в обстоятельствах провала, но безрадостную и подробную историю каждого можно было изучить в отделе банкротств федерального суда Гейнсвилла.)

Сопротивление последнему по времени преобразованию острова исходило от группки озлобившихся землевладельцев, маскировавшихся под защитников окружающей среды. Они рассылали страстные петиции, густо пересыпанные цитатами из Торо, [10]но истинной их целью была не защита девственных берегов от надругательства, а выкачивание денег из строителей. Собственники считали, что Роберт Клэпли слишком прижимист, хотя запросто может переплатить за имущество, как переплачивали обитателям Жабьего острова прежние застройщики. Тактика петиций раньше срабатывала – расшевеливала официальные организации стражей природы и приманивала к проблеме Жабьего острова авторов передовиц из крупных газет. Истерзанные газетными заголовками, преобразователи обычно сдавались и удваивали цену. Почему бы Клэпли не поступить так же для скорейшего обретения своего роскошного курорта?

Благодаря известности и старшинству Нильс Фишбэк исполнял ведущую роль в петиционном движении против острова Буревестника. В эйфории первого всплеска планов по переустройству острова, именовавшегося тогда Тарпоньим, Фишбэк неблагоразумно, как выяснилось позже, истратил все сбережения на покупку тридцати трех участков. Нильс Фишбэк мечтал покинуть Майами и удалиться в безмятежный райский уголок, окруженный водами Мексиканского Залива. Он предполагал оставить за собой четыре самых живописных участка и на деньги, полученные от высотного проекта, выстроить для себя и жены роскошную усадьбу в плантаторском стиле. К несчастью для Фишбэка, проект «Башни Тарпоньего острова» всплыл брюхом кверху вскоре после отливки первой домовой панели и внезапного ареста главных спонсоров строительства – двух юных кузенов из Барранкильи. К тому времени Фишбэк успел лишь отделать клочок земли шестьдесят на шестьдесят футов, где воздвигли киоск по продаже участков Тарпоньего острова – весьма скромное ландшафтное сооружение, за которое Нильс Фишбэк все-таки ожидал получить вознаграждение. Денег не получили ни он, ни другие субподрядчики. Дальше – хуже: за восемь лет провалились еще три попытки переустройства Жабьего острова, а у Фишбэка еще оставалось семнадцать участков бесплодной земли из первоначальных тридцати трех. Дом-мечта по-прежнему оставался в чертежах, а Фишбэк одиноко жил в развалюхе, которая не интересовала даже отдел по реализации имущества лопнувших компаний.

Жена Фишбэка давно распростилась с мечтами и умотала на континент, предоставив мужу одиночество и свободное время в количестве, вредном для здоровья. Фишбэк прошел через полосу запоев, когда переставал бриться, мыться, чистить зубы и менять белье. Целые дни он проводил на пляже, отчего кожа его потемнела и сморщилась, как грецкий орех. Однажды утром, когда пьяный Нильс Фишбэк мочился со старого деревянного моста, к нему подошел впечатлительный молодой человек, писавший очерки для сент-питерсбергской газеты. На следующей неделе появилась большая статья под заголовком «Мэр Жабьего острова». Хотя Фишбэк не помнил, чтобы он давал интервью, и чего вообще наврал, но рьяно воспринял новый звучный титул. Он отпустил бороду и вытравил ее до снежной белизны, щеголял голым по пояс, босым и в ярких банданах. Фишбэк лихо преобразился в отшельника, несгибаемого защитника Природы, который обитает на острове исключительно из-за его великолепия и не желает разорять постройками. Он радостно позировал фотографам, делая вид, что целует крохотную полосатую жабу, давшую название острову. У него хорошо получалось произносить полные горечи и любви речи о гибели старой Флориды. Потому он на годы стал желанным персонажем для «Вашингтон Пост», «Ньюсуик», «Си-эн-би-си» и телестанций Тернера, не говоря уже о местных средствах массовой информации. Так Фишбэк превратился в эксцентричную знаменитость здешних краев.

По правде, ему было глубоко плевать, что делается с тварями, обитающими на Жабьем острове. Самым прекрасным и поразительным зрелищем в Царствии Божьем для него стал бы чек в 510 000 долларов от компании Роберта Клэпли – такую несуразную цену запрашивал Фишбэк за свои семнадцать сиротских участков. Разумеется, он бы с восторгом принял и вдвое меньшую сумму и убрался с Жабьего острова еще до заката. Фишбэк изобразил ужас, когда бульдозеры Клэпли стали утюжить жабью родину, однако втайне возрадовался. Жаб он терпеть не мог, особенно в их брачный период, когда ночь напролет в голове отдавались пронзительные песнопения. Но что важнее, механизированная атака Клэпли на маленьких амфибий мощно подпитывала информацией петиционное движение: какое же чудовище, не правда ли? Тысячами давит невинные существа! На такие случаи у Фишбэка имелась картотека редакционных телефонов для связи с корреспондентами. Он лично проведет телевизионные бригады по старому мосту и дороге на пляж к месту бойни, покажет, где установить камеры. Компания «Остров Буревестника» не выдержит столь ужасной рекламы! За часок до этого Фишбэк уведомит Клэпли, чтобы тому хватило времени позвонить в банк и перевести деньги.