Чарльз Холдефер - Наемник

Ник Кофф – наш банкир. Его отец Фриц был банкиром нашего отца. Они всегда обслуживали наше семейное дело.

– Ты хочешь, чтобы я выступил поручителем на заем? Ты же знаешь, как обстоят мои дела после отъезда из Гарден-Сити. Единственное, что я могу предложить в обеспечение, это «Ароматное яблоко».

– Уже не можешь. Фирмы нет, Джорджи. Извини. Это моя вина. Мне срочно нужны были деньги, и я подписался за тебя.

– Како…

Он смотрел на меня с жуткой серьезностью.

– Все настолько плохо, да, парень. И Ник подозревает, что что-то здесь нечисто. Понимаешь, есть еще один мужик, он сделал для меня липовую доверенность, когда я подделал твою подпись. Ведь идея состояла не в том, чтобы надуть тебя, – клянусь, Джорджи, я не собирался тебя обманывать, я просто хотел выиграть немного времени. Совершенно безопасный кредит, понимаешь, поскольку раз доверенность ненастоящая, то и сделка недействительна. В чем вся прелесть. Твое право на собственность никуда бы не делось – невозможно же законно продать бизнес по фальшивым документам. Он по-прежнему оставался твоим. А я бы пока достал денег, расплатился, получил эти бумаги обратно, привел все в порядок и уничтожил их. Все по уму. Никто бы не пострадал. Должно было сработать, обязательно. Но потом все пошло наперекосяк. Денег не было, хоть умри. Я же говорю тебе, не повезло, невозможная цепочка неудач. Я никогда не сделал бы такого специально, ни за что на свете. Ты должен мне верить. Это кара Господня!

– Чушь, полная чушь, Верн! Как ты мог?

Раз-два – и все изменилось, сдвинулось. Мое терпение лопнуло, как мыльный пузырь, и с ним все мои братские чувства. Какого черта? Если ему хочется поговорить о Боге, пусть звонит Доктору. Испытанный мной шок был силен, но не настолько, чтобы лишить меня дара речи. Я не чувствовал, что должен обдумать полученную информацию. Нет, инстинкт заставил меня мгновенно переключиться в рабочий режим; я превратился в дознавателя и буквально засыпал его вопросами. Следующие несколько минут я путал его, прерывал, использовал все свои навыки и инстинкты. Вообще, выяснить все обстоятельства оказалось не так уж сложно. Я как будто засунул руку ему в горло и вытянул правду.

– Неужели ты не веришь, что я раскаиваюсь, Джордж? Скажи, что веришь!

Я не ответил. От всей этой истории несло омерзительной третьеразрядной помойкой. Больше всего Вернона беспокоили даже не финансовые потери, а перспектива сесть в тюрьму. Ник Кофф пока не обвинил его ни в чем прямо, зато навестил в ресторане; он казался нервным и беспокойным и отчаянно теребил пояс пальто. Дело в том, что в то утро несколько приезжих вломились в его кабинет в банке, показали ему странные документы со странными подписями; они хотели узнать, что думает Ник об их аутентичности. В порядке ли бумаги? Ник решил потянуть время, сделал вид, что его оторвали от важных дел, изобразил гнев; в результате они должны были прийти еще раз в другой день. Вскоре после этого он уже стучался в «Вигглз» со служебного входа на кухню и требовал, чтобы Вернон вышел к нему. Брат вышел на стоянку, сел на переднее сиденье банкирского «форда-бронко» и выслушал описание происшедшего. Ник объяснил, что не хочет лезть в дела Вернона, но, если эти незнакомцы обратятся к нему еще раз и он не расскажет им определенных вещей, не выскажет определенных сомнений (и не только им, но и властям ), он может оказаться в большой беде, не исключая и обвинений в преступном сговоре, и будь он проклят, если подвергнет себя и свою семью такому риску. А для ответственных за появление этих документов, продолжал он, риск еще больше, а наказание суровее. Вернон понял намек? Единственное реальное решение – подписать дополнительное соглашение, которое надежно избавило бы банкира от обязательства сообщить о возникших подозрениях, причем сделать это немедленно. И поскорее! К примеру, если бы Вернон привел своего брата Джорджа, и Джордж подписал бы документ в присутствии Ника, и Ник сам заверил бы его, – что ж, это решило бы все проблемы. Он удостоверился бы, что все в порядке. Он не стал бы даже выставлять счет за услуги. И тем более задавать вопросы! Он вовсе не хочет лезть в чужие дела. С другой стороны, если Вернон не сможет представить брата, то ему, Нику, возможно, придется сообщить кое-что другим заинтересованным сторонам. «Я говорю все это вам не только как банкир, но и как друг. Наши семьи много лет работали вместе. Ваш отец был хорошим человеком… Делмер был моим тренером в бейсбольном клубе имени Бейба Рута. А теперь выметайся из моей машины к чертовой матери!»

В завершение Вернон рассказал длинную запутанную историю о том, как его погубил футбольный тотализатор, особенно проигрыш команды Луизианского университета, который представлялся столь же вероятным, как текущая вверх вода; в конце концов подделка моей подписи стала казаться уже почти естественным и единственно возможным для него выходом из ситуации; а теперь его уговорили заключить новое соглашение, по которому ему скостят часть долга и разрешат сделать ставки на новогодние кубковые матчи при условии, что все выигрыши отойдут кредиторам, – при этом известии я чуть не взвыл, настолько очевидными сделались вдруг вся глупость и бессмысленность его сделок. Мне одновременно хотелось завопить на него и никогда больше с ним не разговаривать. Сказать ему что-нибудь, что в системе наших отношений соответствовало бы фразе «Выметайся из моей машины к чертовой матери!» – затем выжать сцепление и дать полный газ. (При этом я прекрасно сознавал, что буду испытывать непреодолимое желание посмотреть в зеркало на исчезающую позади точку. И мучить себя мыслями о ее судьбе.)

– Джордж, мне больше не к кому обратиться. Я не хочу в тюрьму! Представь, что почувствует мама! Я все сделаю, если ты мне поможешь!

Я холодно посмотрел на него. Эта самая точка вызвала бы у меня большее уважение, если бы нашла в себе силы держать рот на замке. В настоящий момент мой брат вел себя в точности как сломавшийся заключенный. Тот самый, кто способен сказать все, что угодно, лишь бы угодить своим мучителям. Но я не хотел видеть Вернона таким. Не хотел иметь его в своей власти. Возможно, это был неизбежный результат его глупости и моей дотошности, но так дело не пойдет. Это предательство всего, что мы с ним вместе знаем, всего, что нас связывает. Потерять эту драгоценную связь бесконечно хуже, чем потерять «Ароматное яблоко». Черт бы побрал это мое право первородства. Или его. Я уже и не понимал, что это значит. Я знал только, что мне нужен мой брат.

Больной и зеленый, я осторожно, чтобы не занесло, подошел к письменному столу Ника Коффа. На ногах были одолженные у Вернона огромные ботинки. Я чуть наклонился вперед и пожал Нику руку.