Кирилл Партыка - Час, когда придет Зуев

— То есть то, что я сказал, и ничего более.

— Интересно, откуда же я такой взялся? Что вы еще про меня знаете? Говорите, не стесняйтесь. Может, мы давно с вами знакомы, да я запамятовал? — Юрий Иванович веселился.

— Не исключено. Но вы нарушаете собственные правила игры.

— Ну ладно, — толстячок утомленно вздохнул. — Давайте порассуждаем о добре и зле.

— Нет уж, — попробовал воспротивиться Волин, но на него не обратили внимания.

— Вы меня ничуть не обидели, хоть и старались, — сообщил Юрий Иванович. — Потому как, что такое, в сущности, зло? Один очень умный человек давно подметил, что наше эго служит истинным вместилищем беспокойства. Очень утешительно думать, что все зло и все добро расположены там, снаружи. Но мир и личный опыт по природе своей символичны. Мир объективный и мир субъективный есть не что иное, как мир нашего эго и отражает он нечто, спрятанное в самом субъекте, в его сверхсубъективной сущности. Мудрено, не правда ли? Но ведь не мной придумано, я всего лишь цитирую. В человеческом представлении зло обычно ассоциируется с разрушением. Не возражайте. Не станем вдаваться в частности. Но, помилуйте, это же узко и скучно. Посудите сами. Вселенная есть результат взрыва. Взрыв, согласитесь, одна из эффективнейших форм разрушения. В данном случае его результат — созидание некоего принципиально нового качества. Конечно, тот, изначальный взрыв, возможно, разрушил какую-то иную вселенную, не исключено — намного лучшую. Но ведь не только уничтожил, но и создал. Так где грань между разрушением и созиданием, сиречь — добром и злом? Вы ее видите? А грешная наша планета. Вы любите природу? На Кавказе бывали? Потрясающе, не правда ли?

Особенно когда не воюют. Едешь по Военно-Грузинской дороге и понимаешь: не геологическое образование эти горы, а великий генератор высокой духовной энергии. Смотришь, дышишь — и чувствуешь себя полубогом. А откуда сие поднебесье произошло? А в результате сокрушительнейшего катаклизма. Землетрясения, знаете ли, извержения, трам-та-ра-рам!..

Юрий Иванович все больше входил во вкус.

— Само существование мироздания двулико и есть бесконечное созидающее разрушение. Материя, распадаясь, выделяет энергию, а та в свою очередь синтезирует что-либо материальное. Но это все неодушевленные, так сказать, сферы. А возьмите человеческое рождение. Ребенок появляется на свет, раздирая утробу матери, в крови и скверне, но, согласитесь, это же великое таинство, это, черт возьми, акт явления новой жизни! А соитие? Что такое соитие, как не грубое насилие и надругательство? Разве вам не нравится, когда женщина бьется и стенает? Ведь страсть — это страдание. И разве стоны эти не возбуждали вас, не делали чуть-чуть насильником, неандертальцем? Полноте, мы же мужчины! Самое интересное — в другом. Ей, стенающей, тоже хочется, чтобы ее чуть-чуть насиловали. Или даже не чуть-чуть. Более того. Садо-мазохизм — феномен не сугубо психо-сексуальный, но и психо-социальный. Величайшими кумирами человечества стали величайшие тираны, которые созидали, разрушая, и зачинали, насилуя. Так что же такое разрушение и что — созидание, если одно невозможно без другого? Что есть насилие, если оно желанно и насильнику, и жертве? И, наконец, что же такое зло, существует ли оно и в чем его суть? Вот теперь я вам отвечу. Никакого зла в философском смысле нет. О морали говорить не будем. Мораль и постижение истины несовместимы, так как первое всегда препятствует второму. Есть инвариантность причинно-следственных связей в брожении всего сущего, которая стремится к бесконечности. Но бесконечность человеческий разум не постигает, хоть разбейся.

Крошится, как гнилой зуб, прикусивший твердый орех. Вот тут-то нам подавай мораль, всякие этические выкрутасы, Бога, дьявола. Но это всего лишь попытка уклониться от признания в собственном несовершенстве и ничтожестве перед Мирозданьем.

Юрий Иванович доверительно склонился к Волину.

— То, что вы называете злом и что вас пугает до обморока, суть основа, двигатель Вселенной, катализатор всякого творения, и если бы Бог существовал, он, по вашим меркам, и был бы тот самый дьявол. Так-то!.. А если с этих позиций подойти к моей скромной персоне, то, быть может, вы соблаговолите признать, что таких, как я, справедливее называть не злом, пусть даже первопричинным, а просто Первопричиной. Ведь человеческий микрокосм — всего лишь частица и подобие великого Космоса, не так ли?

Алексей чувствовал себя трухлявой коряжиной, которую засасывает липкая, вязкая трясина.

— Что вы, как шулер, подтасовываете словеса, — вяло возмутился он. — В чем стараетесь убедить? Что огонь и вода одинаково состоят из атомов, убийство есть великое благо освобождения души от страдающей плоти, а если написать Испания, то и получится Китай?

— Нет, Испания пусть остается как есть, — устало сказал Юрий Иванович. — Просто я хочу подвести вас к главному. Во-первых, никакой я не философ, никаких идей не изобретаю, вы правильно заметили, а то, что говорю… Признайтесь, разве вам самому никогда ничего подобного в голову не приходило? Хотя бы невзначай, в качестве отвлеченного умствования или рефлекторного позыва?

— В голову много чего может прийти. Но это не значит, что всякую дрянь следует канонизировать и воплощать…

— А сие от вас не зависит. Вам кажется, что вы эту дрянь в своем подсознании навеки похоронили и святым заклятием запечатали, а глядь — она давно уже вокруг вас. Гони природу в дверь, как говорится… Но мы отвлекаемся. Итак, во-вторых.

Отсутствие системы ведет к хаосу, это бесспорно. Но как заставить каждого отдельного индивидуума, например, такого, как вы, систему принять? Посредством, с позволения сказать, мордоворотов — малопродуктивно. Всякая вера, как мы установили, ложна, следовательно, может быть разоблачена, так что опора из нее зыбкая. Веру заменяет ритуал. Но и тут большая закавыка. Возьмите обряд причастия. Вкусив хлеба и вина, вы можете вынести в сердце своем частицу Духа Святого, а можете выйти из храма, плюнуть и заняться чем угодно. Знаете почему?

Вас уверяли, что вкусили вы плоти и крови Христовой со всеми вытекающими отсюда последствиями, а вы не поверили. В самом деле, как же поверить? Вам ведь представили не ВЕЩЬ, а слово, то самое, оплодотворенное чьей-то волей.

— Послушайте, что вы несете? — скривился Алексей. — Что вы все до абсурда доводите? По-вашему, если б не просвирами причащались, а…

— Вот и-мен-но! — отчеканил Юрий Иванович, и лицо его сделалось чрезвычайно серьезным. — Вы меня в абсурдистских тенденциях упрекнули. А сами? То, что в нашем цивилизованном веке десятки миллионов уморили в газовых камерах и на снежных просторах, что и ныне каждый день на школы и больницы бомбы сбрасывают — это вы вполне пережить можете, а то… что я имею в виду — никак. Это — не абсурд?