Стив Берри - Третий секрет

— Вам хватит этого времени? — спросил помощник Амбрози.

— Думаю, да — ответил Нгови.

Валендреа заставил их ждать почти полчаса. Папа стоял перед окном в библиотеке, на его коренастую фигуру в белом падали лучи солнечного света.

— Должен сказать, что ваша просьба об аудиенции удивила меня. Вас двоих я меньше всего ожидал увидеть здесь этим утром. Я думал, что вы, Маурис, уже в Африке. А вы, Мишнер, в Германии.

— Почти угадали, — сказал Нгови. — Мы оба были в Германии.

На лице Валендреа показалось любопытство. Мишнер решил перейти сразу к делу.

— Вы больше не увидите Амбрози.

— Что вы хотите сказать?

Нгови вынул из-под сутаны магнитофон и включил его. В помещении раздался голос Амбрози, рассказывающего об убийстве отца Тибора, о подслушивающих устройствах, о досье на всех кардиналов и шантаже во время конклава. Валендреа спокойно слушал разоблачение своих преступлений.

Нгови выключил магнитофон.

— Достаточно?

Папа молчал.

— У нас есть полный текст третьего Фатимского откровения и десятое откровение Меджугорья, — сказал Мишнер.

— Я думал, откровение Меджугорья у меня.

— Копия. Теперь ясно, почему вы так отреагировали, когда прочли слова Ясны.

И тут Валендреа занервничал. Впервые этот самодовольный человек не был хозяином положения. Мишнер подошел ближе.

— Вам следовало утаить эти слова.

— Даже ваш Климент пытался это сделать, — вызывающе ответил Валендреа.

Мишнер покачал головой:

— Он знал, что вы будете делать, и ему хватило проницательности, чтобы убрать отсюда перевод Тибора. Он совершил больше, чем кто бы то ни было. Он отдал свою жизнь. Он лучше любого из нас. Он верил в Господа… и не искал доказательств. — Его пульс учащенно бился от волнения. — Вы знали, что Бамберг называют городом на семи холмах? Помните предсказание Малахии?

«В городе на семи холмах беспощадный судья начнет судить всех людей».

— Для вас самый беспощадный судья — это правда. — Мишнер указал на кассету.

— На кассете измышления человека, загнанного в ловушку, — ответил Валендреа и утер тыльной стороной ладони лоб. — Это ничего не доказывает.

Мишнер не сдавался:

— Амбрози рассказал нам о вашей поездке в Румынию и сообщил больше чем достаточно подробностей, чтобы возбудить уголовное дело и добиться заключения под стражу, особенно в посткоммунистической стране, где понятие презумпции невиновности понимается, скажем так, относительно.

— Вы блефуете.

Нгови вынул из кармана другую кассету.

— Мы показали ему Фатимское откровение и откровение из Меджугорья. Нам не пришлось объяснять всю их важность. Даже такой негодяй, как Амбрози, понял все величие того, что его ожидает. После этого он ответил на все вопросы. И умолял меня выслушать его исповедь. — Он указал на кассету. — Но сначала сделали запись.

— Он важный свидетель, — сказал Мишнер. — В самом деле, есть власть превыше вашей.

Валендреа прошелся по кабинету до стеллажей и обратно, как зверь в клетке.

— Папы очень долго игнорировали волю Бога. Откровений Ля-Саллет не было в церковных архивах больше века. Я держу пари, что Дева поведала тем очевидцам то же самое.

— Тех людей, — сказал Нгови, — можно простить. У них в руках были слова очевидцев, а не самой Девы. Ими руководила не трусость, а осторожность. У них не было доказательств, которые есть у вас. А вы знали, что это божественное откровение, и все равно были готовы убить Мишнера и Катерину Лью, чтобы только утаить его.

Глаза Валендреа вспыхнули.

— Вы лицемерный болван. А что я должен был предпринять? Обречь церковь на разрушение? Разве вы не понимаете, к чему приведет обнародование этих посланий? Двухтысячелетняя догма вдруг оказалась ложной.

— Не нам с вами решать судьбу церкви, — ответил Нгови. — Слово Божие принадлежит одному Богу, а Его терпение, видно, истощилось.

Валендреа покачал головой:

— Наш долг — защищать церковь. Ни один католик не стал бы слушать церковь, если бы знал, что она солгала. Ведь речь идет не о мелочах. Отмена целибата? [25] Обет безбрачия. (Прим. ред.). Женщины-священники? Разрешение абортов? Гомосексуализм? И даже непогрешимость Папы!

Но Нгови не отреагировал на его отчаянные доводы.

— Меня больше интересует, как я объясню Богу, что ослушался Его слов.

Мишнер взглянул на Валендреа.

— Когда в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году вы вернулись в хранилище, десятого откровения Меджугорья там еще не было. Но вы выкрали часть Фатимского откровения. Откуда же вы знали, что слова сестры Люсии подлинны?

— Когда Павел читал их, я увидел страх в его глазах. Если даже этот человек испугался, значит, в этих словах что-то было. Тогда вечером в хранилище, когда Климент рассказал мне о последнем переводе отца Тибора и показал часть первоначального текста откровения, я понял, что снова вернулся дьявол.

— В каком-то смысле так и случилось, — заметил Мишнер.

Валендреа удивленно посмотрел на него.

— Если существует Бог, то существует и дьявол, — объяснил Мишнер.

— Так кто же из них убил отца Тибора? — спросил Валендреа с вызовом в голосе. — Это сделал Бог, чтобы открылась правда? Или дьявол, чтобы открылась правда? Они оба преследовали в данном случае одну цель, правда?

— Вы поэтому убили отца Тибора? Чтобы не допустить этого? — спросил Мишнер.

— В любой религии есть свои мученики. — В его словах не прозвучало ни малейшего раскаяния.

Нгови сделал шаг вперед.

— Верно. И мы создадим еще одного.

— Я уже понял, что вы хотите сделать. Сообщить в полицию?

— Вовсе нет, — сказал Нгови.

Мишнер протянул Валендреа маленький желтоватый пузырек.

— Мы предлагаем вас присоединиться к списку мучеников.

Валендреа недоумевающее поднял бровь.

— Это то же самое снотворное, которое принимал Климент, — негромко произнес Мишнер. — Здесь больше, чем нужно, чтобы убить человека. Если ваше тело найдут утром, вас похоронят с папскими почестями в соборе Святого Петра. Ваше правление окажется коротким, но вас запомнят, как запомнили Иоанна Павла Первого. А если завтра вы останетесь живы, то все, что мы знаем, станет известно священной коллегии. И вы станете первым Папой в истории, представшим перед судом.

Валендреа не стал брать пузырек, он все еще не верил.

— Вы хотите, чтобы я покончил с собой?

Мишнер не смутился:

— Вы можете либо с почетом умереть Папой, либо навеки запятнать себя, став преступником. Я бы на вашем месте предпочел первое, так что надеюсь, что вы найдете силы сделать то же, что сделал Климент.

— Я могу оказать вам сопротивление.

— Вы проиграете. Насколько мне известно, многие в священной коллегии только и ждут возможности сбросить вас. Улики неопровержимы. А главным обвинителем станет ваш же соучастник. Вам не выиграть.