Алексей Яковлев - «Прощание славянки»

Константин хотел пройти на кухню, но я вспомнил про чулан и подтолкнул его в комнату. Он сел на то же место у стола и тут же взял в руки Людмилину чашку, положив перед собой листок с наклеенными словами.

Для начала я решил рассказать Константину о Критском. Этот роскошный персонаж действительно много знал. Даже чересчур много. Генерала Багирова, как он сам признался мне, он знал прекрасно.

— Ну и что? — не удивился Константин. — Я Багирова двадцать лет знаю. Когда меня из Финляндии депортировали, Багиров здесь мое дело вел. Капитаном еще тогда был во втором отделе в контрразведке. Он на меня такие гири вешал! Выходило, что я агент 007, Джеймс Бонд, не меньше.

— Критский сказал, что генерал у него в долгу!

— Это его проблемы, — нахмурился Константин.

Я понял, что эту скользкую тему лучше пока не трогать. Она была почему-то неприятна Константину. Надо было переходить прямо к Делу. А дело-то было простое. Определить «третьих», как назвал неизвестных в ночном разговоре генерал! Ночью у «Белосельских» генерал убедился, что месье Леон не имеет никакого отношения к бумагам. И сегодня утром генерал начал свою операцию…

— Какую операцию? — не понял меня Константин.

Я вскочил с кресла:

— О-о! Генерал — классный разведчик! Он все придумал отменно! При нас придумал, кстати… Помнишь, когда Люда сказала, что ты с ними к «Белосельским» поедешь, помнишь, как генерал сказал на это: «Гениально!» И руки даже потер! Помнишь?

— Ну, помню, — нахмурился Константин. — А что в том гениального? Ну, поехал я с ним…

Я почти бегал по своей узкой комнате, натыкаясь на книжные стеллажи.

— Сам говоришь, они профессору все это дело выставили так, что стулья никуда и не пропадали, что это ты их все время у себя держал для реставрации… якобы…

— Ну? — не понимал меня Константин.

— Он вернул тебе гарнитур… с коробкой. «Третьи» решили, что у тебя бумаги! Они их уже требуют! Они уже прислали тебе свою «черную метку».

Я остановился у окна. На той стороне Мойки у дома Пушкина суетились работяги. Подкрашивали черной краской чугунную решетку набережной к его юбилею.

— Генерал сделал гроссмейстерский ход! Вчера он понял, что ты к «некоторым кругам» не имеешь никакого отношения. Кто они такие — он не знает. И он решил им тебя подставить. А сам будет внимательно со стороны следить, когда они проявятся. Он даст им тебя раскрутить на полную катушку. Они торопятся… Тебя они в покое не оставят… И вот когда они тебя уберут, генерал выйдет из тени и предложит им свою цену…

— Откуда ты знаешь, что они торопят?

Я схватил со стола записку с наклеенными словами.

— Видишь цифру «6»? Что по-твоему она означает?

Константин ответил мрачно:

— День рождения Пушкина… Его юбилей…

— Это последний срок! — объяснил я ему. — Они дают тебе время до шестого июня. И плюсик этот рядом обозначает — крест! «Черная метка»!

Сверкнула фикса.

— И ты меня пугаешь, Ивас-сик? Не советую…

Он очень рассердился, хотел уйти. Мне пришлось его успокаивать. А когда он снова уселся на Людмилино место, пришлось еще раз подробно объяснить ему ситуацию.

Генерал нашел в стульях бумаги и подбросил один листок из них специально, чтобы через нас выйти на неизвестных «третьих»… Высчитать их, через свои источники узнать о них все и только тогда действовать самому. Очень тонко все рассчитал генерал. У «третьих» сейчас преимущество, потому что их никто не знает. Они — призраки, фантомы. Кровожадные призраки. Они уже схватили его людей за горло. И генерал хитро перевел стрелку на нас. Он будет тихо следить за нами, будет ждать, когда они на нас проявятся. У нас безвыходное положение… Нам отвели роль приговоренной жертвы… Генерал ждет нашего заклания, чтобы самому торжественно вступить в игру…

— У нас остается только один выход! Один-единственный!

— Какой? — все еще сердясь, спросил Константин.

Оставался единственно возможный для нас выход!

Мы сами должны найти этих «третьих»!

Константин, подумав, со мной согласился.

— Только, как их найдешь? Как поймать призрака? — спросил он устало. — Ты это знаешь, советник?

В наших руках оставалась только тоненькая ниточка. Единственная видимая ниточка. «Небольшой розовый друг» Константина. Михаил Натанович — директор антикварного магазина. У них с оценщиком не могло быть секретов. И кровавого старичка с брошкой Фаберже он видел своими глазами. Константин напомнил мне, что Михаил Натанович — человек генерала. Это он отзвонил генералу, что мы будем на Мойке в одиннадцать вечера.

— Он ни слова не скажет, — грустно предупредил меня Константин.

Я возмущенно пожал плечами.

— Это только от тебя зависит. Костя. У тебя два выхода: либо висеть на струне, либо расколоть антиквара. Третьего — просто нет.

Константин докуривал очередную черную сигарету и задумчиво крутил в пальцах чашку Людмилы.

— Решайся, Белый Медведь! — сказал я ему. — Неужели ты отдашь им за просто так свою роскошную шкуру?!

Сверкнула фикса. Константин ожег меня своим металлическим взглядом, с силой затушил окурок в блюдце.

— Поехали, советник…

Мы вышли во двор. Константин хотел идти под арку на набережную к машине, но я его остановил.

— Туда нельзя! Генерал за твоей машиной следит.

Константин послушно кивнул, и мы через проходной корпус вышли на Миллионную.

На углу Машкова переулка мы поймали частный «Жигуль» и поехали в магазин на Некрасова. На дверях магазина висела табличка: «Переучет». Я остался в машине, а Константин пошел узнать со двора через подсобку. Вернулся он скоро.

— Миша захворал… От переживаний…

Я верю в приметы. Если что-то не удается сразу — лучше дело прекратить. Сколько судьбу ни напрягай — ничего не добьешься. Судьба не любит насильников. Я уже хотел вылезти из пропахшей табаком машины, но Константин задержал меня за руку, достал свою мощную книжку в кожаном переплете, шумно залистал страницы.

— Куда едем? — спросил пожилой водитель.

Константин нашел нужную страницу.

— Мы едем в Юкки!

— Это же за город, — удивился водитель.

— А погода какая? — наклонился к нему Константин. — Погода шепчет, отец. Поехали, подышим свежим воздухом.

— Не-е, — замотал головой водитель. — Старуха будет сердиться.

— Не будет, — уверил его Константин и положил перед ним на торпедо зеленую бумажку. — Купи старухе новое корыто для начала.

Прокуренный «отец» закашлялся то ли от смеха, то ли от возмущения, сплюнул в окно, и мы поехали.

А погода была действительно великолепная. Нева искрилась на солнце, как молодая. И ангел на кресте уже не выглядел мотыльком, приколотым к золотому шару булавкой. Ангел радостно тянул руки к веселому солнцу. И я подумал: «Улетит он от нас когда-нибудь. На волю улетит». Я вспомнил, сколько всего на своем веку повидал в этом городе несчастный ангел, и удивился, что он до сих пор не улетел. Значит, верит еще, надеется на что-то…