Наталья Андреева - Угол падения

— Вы убили Павла Петровича?-

— Докажите.

— Зачем вы взяли из моей тумбочки кассету с записью того вечера, когда был убит Сергеев?

— Я не брал кассету.

— Вас видел Манцев, и я столкнулся с вами у выхода на лестницу из холла.

— Мало ли зачем я заходил в вашу комнату?

— Значит, заходили? И на балконе с Павлом Петровичем стояли?

— Стоял. Но не толкал его. Мы расстались вполне мирно. Поспорили, но потом договорились.

— Интересно получилось: вы спорили, разговаривали на повышенных тонах, дело дошло почти до драки, а потом расстались чуть ли не друзьями? Что же произошло на этом балконе?

— Повторяю: мы расстались мирно.

— А потом Сергеев вдруг бросился на фанерную перегородку, пробил ее и упал к вашим ногам?

— Там, кажется, был кто-то еще.

— Где?

— На балконе.

— Вы видели?

— Когда я вышел на лестницу, чтобы спуститься вниз, мелькнула чья-то тень.

— Откуда же этот «кто-то» там взялся?

— Не знаю.

— Послушайте, вы человек разумный. Вас на балконе слышали и видели ваши сотрудники. Вы сами не отрицаете, что были там. И вдруг выдумываете какой-то мифический персонаж, чтобы доказать свою непричастность.

— Паша сам упал. Он был пьян в доску.

— Так был кто-то на балконе, или Павел Петрович сам? Выбирайте одну версию..

— Я ничего не должен выбирать и не хочу. К смерти Сергеева отношения не имею. Все.

— Валерий Валентинович, вы ведь выбились в люди из простых смертных, насколько я знаю. Правильно?

— Это никого не касается.

— Меня всегда поражало одно: самыми злыми начальниками и самыми плохими друзьями оказываются бывшие простые смертные. Казалось бы, выходцы из бедной среды должны протягивать своим руку помощи. Так нет же, пинают и заталкивают еще глубже в грязь. Почему? Боязнь конкуренции? Придет, мол, еще один такой, молодой да ранний, только зубы у него окажутся поострее и когти покрепче, и сожрет не задумываясь. Вы правильно боитесь: насмотревшись на ваши методы, можно кое-чему научиться. Кстати, к молодому братцу присмотритесь, чего далеко за. примером ходить.

— Саша? При чем здесь Саша?

— Да так. Между прочим. А что у вас с женой произошло?

— Послушайте, не лезьте в мою семью. Я вас выслушал, все, что хотел, сказал.

— Я делаю вывод: вы не дали убедительных объяснений и становитесь подозреваемым номер один.

— Милиция уже сделала вывод о несчастном случае. Так что ваши домыслы оставьте при себе.

— Надеетесь благополучно списать происшествие на удачное стечение обстоятельств? Я докажу Ирине Сергеевне, что вы убили Павла Петровича, и вашей карьере придет конец. Не хотите пойти поискать работу? Интересно, как оценят ваши деловые качества другие владельцы фирм?

Иванов аж позеленел и вцепился жирными пальцами в журнальный столик.

«Воображает, что это мое горло, — поежился Алексей. — Я, похоже, перенимаю его талант наживать врагов. Прилипает же всякая зараза, чтоб тебе».

— Ну что же, я не прощаюсь, Валерий Валентинович. Будем разговаривать в присутствии людей, которые вас обвиняют, и при Ирине Сергеевне.

— Я этого не допущу.

— Попробуйте.

Леонидов с удовольствием хлопнул дверью, стряхнул со спины упавший кусок штукатурки. Ремонт в коттедже не был рассчитан на сильные эмоции. Гуляющие в холле сотрудники «Алексера» при появлении Алексея затихли. Судя по всему, они что-то оживленно обсуждали, но не хотели, чтобы он принял в этом участие. Леонидов спокойно сел на диван и попросил себе стакан чаю. Барышев принес два стакана, пристроился рядом и стал намазывать икру на черствый кусок хлеба.

— Ну что, убедился в том, что это Валерий толкнул Павла Петровича?

— А что ты так переживаешь, Серега? Тебе-то не все равно?

— Анке там работать. Иванов же ее сожрет, если придется собственную жену уволить, а мою взять.

— Ты хороший парень, а такой корыстный.

— А то! Ветряные мельницы я давно уже победил. Как у меня появилась жена, я вполне Лознал свой долг главы семьи. По мне, так лучше бы она совсем не работала. Но если женщина рвется, моя обязанность позаботиться о том, чтобы с этой проклятой работы она приходила в нормальном состоянии. И могла нормально реагировать на меня и мои потребности.

— И ты готов любой ценой убрать Иванова?

— Я готов воспользоваться тем, что он перешел рамки закона. Такой случай может больше и не представиться. Неужели ты сам. еще не понял, какая это скотина, Иванов?

— Понял еще раньше тебя. Только мы не имеем права не дать человеку шанс оправдаться.

— Ох как грамотно да красиво. Только вспомним, что он никому шансов не давал. Я так понимаю, что ты ничего предпринимать в отношении него не будешь?

— Слушай, отстань. Ты весь день меня дергаешь; Леха туда, Леха сюда, Леха на лыжню, Леха в бассейн, Леха, фас Иванова. Может, без моего участия что-нибудь предпримешь?

— Ладно. Понял вас, капитан. Разрешите идти?

— Да, сделай одолжение — исчезни.

— Есть!

Барышев со злостью козырнул и вскочил с дивана. Алексей вдруг почувствовал во рту такую горечь, что даже зажмурился. Все вокруг показалось отвратительным, мерзким, не хотелось дышать, не хотелось ходить. Единственное стоящее, ради чего имело смысл жить, была любимая жена Александра, но и она в этот ответственный момент, как назло, куда-то исчезла. Выпив чай, Алексей долго и беспомощно оглядывался по сторонам, испытывая внезапное желание уснуть, и тут все поплыло у него перед глазами. Он начал проваливаться в пустоту. Никогда такого с ним не было, чтобы ни с того ни с сего вдруг смертельно захотелось спать.

«Спокойно, только спокойно», — сказал он себе, чувствуя, как давит на него усталость, глаза наливаются свинцом, а голова тяжелеет и гудит. Леонидов с трудом поднялся и поплелся: к себе в комнату, сам не заметил, как разделся, и рухнул в постель. Сон мгновенно сковал мозг, парализовал волю, внезапно обрезал поток мыслей.

Утром Леонидов не смог сразу сообразить, где находится. Не понимал, что могло так энергично вырубить его вчера. Ныла голова. Привычным жестом Алексей сдернул со стола часы: семь тридцать, и ни минуты меньше. Провались они в черную дыру, эти проклятые рефлексы. Рядом, у стенки, уткнувшись острой коленкой в его поясницу, сладко спала Саша. Ее спутанные кудряшки приятно щекотали плечо.

«Где же ты была вчера, любимая? — грустно прищурился Леонидов, осторожно вдыхая аромат каштановых волос. — И как это я так чудовищно заснул без тепла твоей руки, которая ночами так нежно обнимает меня?» Вздохнув еще раз, Алексей спустил ноги с кровати и пошел в ванную. Из мутного зеркала на него глядело бледное, совсем незнакомое лицо. Алексей двумя пальцами приподнял левое веко, почти уткнувшись носом в стекло. Белок глаза покрывала сетка лопнувших кровеносных сосудов, цвет зрачка с трудом поддавался определению.