Валери Стиверс - Кровь нынче в моде

Она, улыбаясь, похлопала по складному саквояжу для платья.

Моей первой мыслью было, что Джеймс, вероятно, будет там фотографировать. Возможно, мне представится возможность поговорить с ним. Второй — что в саквояже платье от Марни и оно вряд ли лучше моего. А третьей — что Нина и Рэйчел будут всю жизнь ненавидеть меня лютой ненавистью.

Когда Риз уходит, молчание в нашем офисе-каморке тяжелее, чем прингловский кашемир. [18] Имеется в виду кашемир производства известной английской компании «Прингл оф Скотланд». Я поднимаю глаза на своих коллег. Рэйчел побагровела от злости. Нина выглядит чудовищно подавленной. Они обе нарядились на случай, если в последний момент вдруг появится лишнее приглашение.

— Это настоящий неспотизм, — рявкает Нина.

Догадываюсь, что она имела в виду непотизм. [19] Непотизм — протекция родне, кумовство.

— Ну и что, — говорю я и открываю саквояж.

Платье сшито из легкой голубой тафты и украшено джутовым поясом, инкрустированным стразами. Оно мне очень нравится. Полагаю, мне надо только пойти и надеть это.

Мы с Аннабел мчимся через великолепный арочный зал Центрального вокзала. Заметив, как я запрокидываю голову (туманно-синий, усеянный звездами потолок сказочно красив), она по-дружески обхватывает меня за талию одной рукой.

— Симпатичное местечко, правда?

Я пребываю в благоговейном страхе. Большинство детей, вырастающих в сельских районах штата, начинают пользоваться поездом для поездок в город, будучи еще подростками, однако увлечение Эвы Манхэттеном позволило мне избежать этого.

— Потрясающе! — признаюсь я.

— Нью-Йорк хорошеет день ото дня. Вообрази, что летишь над вершинами зданий. Вид на Верхний Уэст-Сайд, открывающийся взору горгульи, просто сказочный.

Она не производит впечатления мечтательной девицы. Из вежливости я говорю:

— Это звучит фантастически!

Лучезарно улыбаясь, она стискивает мою руку:

— Сама увидишь…

Я и польщена, и в то же время чувствую себя неловко из-за подобного ее поведения в стиле «новой лучшей подруги». Интересно, как мы проведем уик-энд в доме моего папы? Я уже пыталась отговорить ее от поездки, но напрасно.

Мы входим в «Карнивор», любимый ресторан Лиллиан специализирующийся на мясных блюдах, который, как я только что узнала, расположен справа от главного зала вокзала. Большие куски кровавого филея не очень хорошо сочетаются с благотворительностью в пользу Фонда пластической хирургии. В настоящий момент гости с коктейлями в руках теснятся неподалеку от бара. Обеденный зал — море столов, накрытых белыми скатертями, с огромными композициями из цветов — все еще отгорожен канатом. В помещении ужасно шумно, воздух здесь — смесь ароматов духов, закусок и табачного дыма. Аннабел прижимается ко мне и шепчет:

— Улыбайся.

Я успеваю закрыть свой разинутый от удивления рот как раз вовремя, поскольку мы попадаем под артиллерийский обстрел фотовспышек.

— Зачем мы им?

Аннабел закатывает глаза:

— Начинающие папарацци фотографируют всех подряд. А потом становятся избирательнее.

Мы прокладываем себе путь сквозь толпу. Аннабел шепотом перечисляет мне имена. Новое направление журнала, с тех пор как Лиллиан возглавила его (и изменила название с «Шоп-герл» на «Тэсти»), сильно повлияло на тусовку Нью-Йорка, а у Аннабел острый глаз, не пропускающий знаменитостей. Она обращает мое внимание на пару обитающих в Нью-Йорке кинорежиссеров; магната, владеющего сетью супермаркетов, чей персональный «джет» — главная сценическая площадка Америки для частных вечеринок; на Линдсей Лохан — хотя ее я и сама узнала. Она в жизни худее, меньше ростом и больше похожа на ящерицу. Я не могу не остановиться, чтобы поглазеть на нее. И тут замечаю Джеймса с камерой в руке, подходящего к ней. Он что-то говорит ей на ушко, при этом его ладонь касается ее обнаженной руки. Линдсей снисходительно улыбается и разрешает ему сделать парочку снимков.

— Кейт! Пойдем! — тянет меня за руку Аннабел. — Нам надо быть в гуще событий, это входит в наши обязанности.

Расстроенная, я проталкиваюсь за Аннабел. В противоположном углу комнаты на низкой круглой скамье сидит Лиллиан.

— Почему она в стороне? — изумляюсь я. — Она не должна сидеть в уголке.

— У нее депрессия, — отмахивается Аннабел. — Иногда она пытается предотвратить ее, что настоящее бедствие с точки зрения пиар-перспективы. Антея Феррари вызывала Лорен по этому поводу в прошлый раз.

Сердцем я с Лиллиан.

Я ныряю под поднятый официантом поднос с закусками. Несмотря на плотную толпу, мне удается оторваться от Аннабел, но я застреваю позади двух женщин, на одной из которых «пижамка» с логотипом «Луи Вуиттон».

— Более десятилетия у всех на виду, а совсем не изменилась! — кричит одна другой.

— Она выглядит точно так же, как в начале девяностых! — соглашается другая. — Я всегда думала, что это благодаря косметике, но это не так!

Я бросаю взгляд поверх их плеч и обнаруживаю, что и говорят о Кейт Мосс, которая стоит всего в нескольких футах, нахмурившись и дымя сигаретой.

— «Париж-Хилтон» тоже не стареет, — замечает девушка в «пижамке». — Так же как и Николь Кидман. Знаменитостям это удается.

Работая локтями, я протискиваюсь мимо них к бару, где кажется, еще больше народу, чем в обеденном зале. Какая-то женщина с тщательно уложенными, а-ля горгона Медуза завитками черных волос кричит своему соседу-мужчине:

— Не только в студии! Было еще четыре подозрительные смерти в «Барнис» в этом году…

— Да не четыре, а две! Обычные суициды. Молодые женщины, повергнутые в отчаяние ценой туфель.

— Я слышала, что какая-то женщина вошла в примерочную кабину отдела «Вечернее платье», надела бальное платье от Сен-Лорана и перерезала себе вены на запястьях. Там повсюду была кровь.

— Ты видела фото, дорогая. Кто-то просто сыграл злую шутку, сделав этот снимок для одного журнала, а «Барнис» вчинил иск.

Увидев взмокшего от пота официанта, с трудом прокладывающего себе дорогу сквозь толпу, держащего поднос высоко над головой, я бросаюсь за ним и только таким образом в конце концов достигаю стола, за которым в углу сидит Лиллиан — неподвижная, словно мумия, с ничего не выражающим лицом.

Кристен, Шейн и несколько других редакторов толпятся вокруг нее, пытаясь казаться оживленными. Риз Мэлапин вертится рядом, наблюдая за руководящим составом с очень странным выражением лица — презрение плюс подобострастие.

Нервничая, приближаюсь к столу. Я не знаю, что сделать, чтобы получить приглашение присесть, поскольку никто не обращает на меня внимания, но, к счастью, меня замечает сама Лиллиан.

— Освободите место для Кейт. — Она делает соответствующий жест. — У меня на нее большие планы. Она — мое последнее…