Михаил Март - Лифт в преисподнюю

Сейчас в Грузии вновь заговорили об ожерелье, многие высокопоставленные политики, религиозные деятели и очень богатая знать хотели бы вернуть ожерелье Великой Тамары в страну. Грузия стала независимой, и эта реликвия как символ победы не имеет цены. Она бесценно. Этим я хочу сказать, что оценивать ожерелье как ювелирную ценность бессмысленно. На лондонском аукционе за него могут дать около ста миллионов долларов. Один только черный бриллиант тянет на две третьих стоимости. Многие грузины, живущие за границей и имеющие огромные состояния, заняты поисками ожерелья. Но тщетно. Никто не может даже вычислить направление, пр которому стоит вести поиски.

— Понятно, — кивнул Чаров. — Мне трудно представить вас в роли меценатов. Скорее всего, вы преследуете вполне земные цели. Я догадываюсь, господин Горонян, что лежащее на столе ожерелье всего лишь, что называется, проба пера. Уверен, вы способны на большее. Ну, скажем, для вас вполне реально приобрести на аукционе или у коллекционера индийскую безделушку семнадцативековой давности. Таким образом, вы будете знать состав золота. Камни в наше время и вовсе не являются проблемой, даже бенгальские изумруды. Вы вполне можете воссоздать подлинник. Проблема лишь в черном алмазе. Не так ли?

— И так, и не так. Подделать черный алмаз очень трудно. Архитрудно, но возможно. Я знаю, где добываются изумруды такого цвета. Это не вопрос. У меня есть все существующие описания ожерелья, рисунки и прочее. Все это я воплотил, как вы верно заметили, в этой копии. Грузинская церковь не скрывала ожерелья от посторонних глаз и даже позволяла делать зарисовки и описания. Но существует два секрета, о которых известно только тому, кто хранит тайну ожерелья. Такие люди в Грузии есть, полагаю, что в духовенстве. Первое. На ожерелье шестнадцать золотых пластинок, сделанных в виде подвесок. Они тонкие, узкие, легкие, по семь сантиметров длиной. Но никто никогда не видел ожерелья с обратной стороны и не описывал его. Дело в том, что на двух пластинках стоит клеймо султана Гирея. Он дважды одерживал победу над неприятелем и дважды ставил свое клеймо на оборотной стороне одной из пластин. Существует его слепок, и он хранится в Грузии. Я могу подделать клеймо, но необходимо узнать, на каких именно подвесках оно стоит. И второй секрет. Никто из простых смертных не держал ожерелье в руках. Никто не знает его точного веса. А хранители слепка клейма точно знают вес ожерелья. Посмотрите — золото, сорок шесть изумрудов, тридцать, два рубина, девяносто шесть бриллиантов… Определить вес на глазок нереально, каким бы вы гением ни были. Я даже не знаю, есть ли в металле пустоты. Обратная сторона луны нам уже известна, но обратную сторону ангела-хранителя царицы Тамары люду не показывали.

— Одним словом свою работу вы сделать не можете, не имея в руках оригинала, — подвел итог Чаров. — Что касается черного алмаза, то особых подозрений он не вызовет, так как оригинала из ныне живущих никто не видел. Важно, чтобы оборотная сторона ожерелья совпадала с подлинником.

В комнате воцарилось молчание.

Первым заговорил Чаров.

— Вы сказали, что занимаетесь поисками более десяти лет. Думаю, из этого срока надо половину выкинуть. Ту самую, которую вы провели за решеткой…

— Вы очень осведомлены, — перебил его Горонян, — но есть маленькая поправка. Не половину, а лишь три года.

— Хорошо. Что вам удалось разыскать за эти годы такого, от чего я могу оттолкнуться? Мне нужен трамплин, зацепка. Иначе на поиски уйдут годы. Даже при моих неординарных методах.

— Кое-что есть. Самая малость.

Горонян запустил руку в кожаную сумку и извлек обычный почтовый конверт. Чаров вскрыл его, достал потрескавшуюся от времени черно-белую фотографию. На снимке были изображены мужчина и женщина, молодые, им еще и двадцати не стукнуло. Он в смокинге, с приятным лицом, но слишком серьезен. Юная блондинка в белом платье с высокой прической улыбалась. На ней было ожерелье царицы Тамары и, судя по всему, девушка не чувствовала его тяжести.

Чаров перевернул снимок. Никаких надписей. Лишь овальный штамп, На котором смутно проглядывал затертый текст: «Фото-парте. Париж, 1937 год».

— Я был в Париже неоднократно, — заговорил Барзай, но найти фотоателье не смог. Снимок датирован тридцать седьмым годом. В сороковом в Париж вошли немцы, многое, включая архивы, тогда погибло. Мои поиски ни к чему не привели. Я попытался установить, кто из соотечественников находился в Париже в те годы. Скудный список мне помогли составить дипломаты. Но все варианты оказались малоподходящими. Установить личности этих молодых людей мне так и не удалось.

— Почему вы решили, что они русские? — спросил Чаров.

— Девушка наверняка русская. Славянское лицо. И потом — ее платье. Это не парижская мода. Я интересовался этим вопросом специально, изучал журналы, говорил с модельерами. Такие платья носили в России до первой мировой войны. Бабушкино наследство. Я изначально предполагал, что ожерелье могло попасть в Россию и никуда больше.

— А потом его вывезли эмигранты первой волны? — улыбаясь, спросил Чаров. — Белоэмигранты. Так? Ведь вы не думаете, что такой раритет могли вывезти из страны во время правления Сталина?

— Могу. Сталин продал за рубеж немало из того, что хранилось в Эрмитаже и Гохране. Вам ли этого не знать, Геннадий Устиныч, когда вы по долгу службы занимаетесь возвращением российского достояния на родину.

Чаров посмотрел на Гороняна.

— Вы уверены, что на шее этой дамочки ожерелье царицы Тамары?

— Без всякого сомнения.

— Хорошо. Фотографию оставьте. Мне надо подумать несколько дней. Когда я приму решение, дам знать. Спасибо за интересный разговор. И не беспокойтесь. Даже если я откажусь, о нашей беседе никто никогда не узнает. Я думаю, что поручительства господина Камышева вам вполне достаточно.

Гостям ничего не оставалось, как уйти без определенного ответа и тешить себя одной лишь надеждой.

В течение пяти дней Чаров держал своих будущих партнеров в напряжении. Они даже не представляли себе, каким способом и каким методом он сможет подступиться к столь сложной, и, по их мнению, нерешаемой задаче. Сколько отчаянных голов, искателей приключений ломали копья о скалы непреступной крепости, именуемой тайной ожерелья царицы Тамары! Все тщетно. Очевидно, сегодняшний владелец сокровища прекрасно знал, что собой представляет обжигающая руки ценность, а потому всегда был на чеку и готов был отражать удары нахальных претендентов на роль победителя.

Чаров вовсе не походил на пирата, воевавшего под черным флагом. Он очень методично и скрупулезно работал над поставленной перед ним задачей и лишь в самом конце, когда заветный раритет находился на расстоянии протянутой руки, он превращался в тигра и делал свой последний смертельный прыжок. Нет смысла скрывать, что многие его жертвы расставались с жизнью, но эти детали не имели значения. Победителей не судят. Важен результат. Можно ли упрекать охотника в жестокости? А это как посмотреть. Егерей и стрелков тоже можно обвинить в кровожадности, однако никому и в голову не приходит назвать убийцей человека, принесшего в дом шкуру оленя и разделанную тушу. Скорее всего, его назовут недотепой, если он вернется с пустыми руками.