Николай Стародымов - Гений Умирает Дважды

Султанов сидел, опустив голову. Аргун был прав. Кругом прав! Хорошо еще не догадался, что он, Ваха, хотел его, Аргуна, перехитрить и попытаться самому сделать свой маленький бизнес… А тут оказываются интересы всей его республики!

— В общем, так, Ваха! — Аргун заговорил иначе: жестко, четко, ясно, конкретно. — Теперь вся милиция области встанет на уши и начнет искать тебя и этого твоего Камикадзе…

— Самурая, — потерянно поправил Ваха.

— Да хоть Хренотая — это неважно, — раздраженно перебил Аргун. — Главное, что лично его и других участников твоего идиотского налета обязательно теперь поймают. Пусть только одного из них, неважно кого — любого! И тогда они, эти твои помощнички, тебя заложат непременно со всеми потрохами… Понимаешь? Значит, мы ими должны пожертвовать. В конце концов, такого отребья мы сможем найти сколько захотим… Причем мы сделаем так, я сам этим займусь, чтобы менты поняли, кто и за что убит… Понял?

Ваха обреченно кивнул. Ему было не особенно жаль этих русаков. Проблема была в том, чтобы теперь снова сформировать такую же мощную команду. Да и объяснить нужно будет, куда это вдруг подевались его подручные…

В душе его опять шевельнулось нехорошее предчувствие. Ведь если вдруг будут убиты сразу несколько человек из его команды, следы непременно приведут к нему и ему и в самом деле придется отвечать в милиции… Султанов опять посмотрел на Аргуна.

— Ты прав, — кивнул тот. — Тебе тоже придется исчезнуть, потому что ты всех нас спалишь…

Ваха в первый момент даже не испугался. Он смотрел на Аргуна скорее удивленно, чем со страхом, не сразу сообразив, что тот имеет в виду под словом «исчезнуть», поняв его как «уехать». И только увидев беспощадность, сквозившую во взгляде бывшего приятеля, почувствовал, как откуда-то снизу, от живота, начинает разливаться животный страх. Он не к месту вдруг подумал, что именно в таком состоянии человек может обмочиться… Да и "медвежья болезнь" тоже…

— Ты что, Аргун? — залепетал Ваха. — Ведь мы же с тобой земляки… Как же ты сможешь…

— Смогу! — рявкнул Аргун. — Ты причинил такой вред нашему народу, нашему делу, что я тебя могу судить именно по законам шариата. И меня никто не станет за это осуждать. И Аллах меня простит.

Теряя способность здраво рассуждать, Султанов рывком потянулся к пистолету, который всегда носил с собой. И в следующий миг уже лежал на ребристом полу вертолета, скрученный опытными руками мордоворотов Аргуна. На запястьях рук за спиной защелкнулись браслеты наручников. К ногам начали что-то привязывать.

— Не надо, Аргун! — завизжал Ваха. — Ради Аллаха милостивого и милосердного, не надо!

— Аллаха вспомнил?!. — Аргун схватил Ваху за грудки, рванул кверху; мордовороты услужливо подхватили жертву под мышки и поставили перед разъяренным шефом. — Ты бы о нем раньше подумал, козел!.. Ты же нас всех предал! Ты же знаешь, как к нам, кавказцам, тут относятся! И ты спровоцировал настоящую войну милиции против нас. Теперь у нас никаких денег не хватит, чтобы подкупить всех, от кого зависит начало травли против нас!.. Нет, Ваха, таких дураков, как ты, надо давить! — он кивнул подручным и сказал по-русски: — Кончайте его!

— Не-е-ет!!! Не на-а-ада-а!..

Овальная дверца вертолета была уже открыта. Под брюхом машины медленно проплывала гладь водохранилища.

Телохранители Аргуна потащили жертву к двери. Что-то со скрежетом волочилось по полу, и Ваха невольно посмотрел себе на ноги. К ноге был прикручен тяжелый тракторный или танковый трак.

— Ты сам подставился, Ваха! И мы теперь на тебя много чего спишем!..

— Не хо-очу-у!..

Аргун уже поднял вверх глаза, ритуально раскинул по-мусульмански руки.

— Ля-илляхи-иль-Алла… — торопливо, скорее подчиняясь обряду, чем искренне, зашептал он молитву.

Откуда-то из глубины сознания Вахи вдруг начало проступать осознание того, что это не игра, не попытка его запугать, что все это всерьез. Он, всего лишь несколько часов назад бахвалившийся перед племянником и подручными о своем могуществе, вдруг понял, что сейчас вдруг перестанет жить. Он знал, что из этих сильных опытных рук не вырваться. Но это понимание захлестнула слепая волна ужаса, противостоять которой он не мог. У него был шанс спастись, и он это понимал, надо было что-то пообещать Аргуну — не денег, которых у того и без него хватало, а какую-то информацию, например, как быстрее отыскать того же Самурая — да только он понимал и другое: у него нет времени даже на то, чтобы обдумать, как следует поступить. И эта безысходность лишила его остатков способности контролировать свои действия.

— Пустите-е!.. — сила его крика удваивались, утраивались от вида раскинувшейся за открытой дверцей бездны. — Не на-а-а-да-а-а!…

Аргун провел ладонями по лицу.

— Аллаху акбар! — наконец проговорил он. И кивнул: — Прощай, Ваха!

Дикий вопль выброшенного наружу человека мгновенно заглушил рев двигателей и свист рассекаемого винтами воздуха. Вслед полетел пистолет, который телохранители отобрали у жертвы… Едва дверца захлопнулась, вертолет прекратил барражирование и, круто наклонив лоб вперед, резко устремился в сторону леса.

Никто из летчиков из кабины так ни разу и не выглянул. Они в свое время немало повоевали в Чечне, всякого навидались. А тут — «черножопые» между собой разбираются. Да пусть хоть все друг друга вот так повыкидывают, мало их там намололи…

Вахе показалось, что он падает нескончаемо долго. Сначала он дергался, извивался, стараясь освободиться от наручников, от тяжелого трака, как будто, не будь их, он смог бы опять запрыгнуть в улетавший вертолет. Или замедлить падение и не разбиться при ударе о воду… Потом он вдруг осознал, что это последние мгновения его жизни, что спасти его уже не может никто и ничто. И от понимания этого перестал кричать и дергаться. Он смотрел на горизонт, на темное море леса, на плавно приближавшуюся водную гладь с несколькими рыбацкими лодочками, на заросли камыша вдоль берега… Но видел при этом не ставший уже привычным русский пейзаж, а оставшиеся за бесконечно далеким горизонтом снежные вершины Кавказских гор, бушующие в теснинах реки, прилепившиеся к скалам аулы — все то, что называется родиной, от которой ему довелось погибнуть так далеко…

Он так и вошел в воду, молча, со взором, погруженным в себя. От удара не потерял сознание, какое-то время погружался, задержав дыхание, видя, как стремительно сгущается вокруг него сумрак мутной воды… Ваха даже успел достигнуть илистого дна — и только тогда в его молодое сильное тело начал через ноздри просачиваться, а потом хлынул рвущий нежные альвиолы легких смертоносный водный поток, выдавив остатки уже отработанного воздуха…