Пол Кристофер - Призрак Рембрандта

Вкусная еда и несколько минут приятного одиночества после утра, проведенного в обществе местного коррупционера, ненадолго примирили его с действительностью, но теперь, шагая мимо полуразвалившихся складов и лавок шипчандлеров, торгующих всякой дрянью, Хансон опять помрачнел. В нос била вонь от старых гниющих канатов, пропитанных дегтем свай и дохлой рыбы, плавающей вперемешку с мусором в грязной воде у кромки причалов, и Хансон знал, что так пахнет его собственное будущее. Бесконечные переходы туда и обратно по опасным, кишащим мелями и пиратами водам, бесконечные одинаковые грузы и порты. Человек не должен так жить. Если что-то не изменится совсем скоро…

Хансон уже видел, как краны с поворотными стрелами грузят на его судно застропленные двухсотфунтовые тюки с мукой. На палубе распоряжался Элайша Санторо, старший помощник, а под его началом работал Конг и несколько местных поденщиков. Поденщики были одеты в бахаги — подобие набедренных повязок, а Эли — в джинсы и футболку. Формы на «Королеве» отродясь не водилось, и единственным напоминанием о ней служила потускневшая золотая косичка на фуражке у капитана.

Подойдя ближе к «Королеве», он нахмурился. Вяленые бананы должны были подвезти только на следующий день, но на причале у борта судна откуда-то появился штабель деревянных ящиков. Рядом стоял четырехтонный грузовик «мицубиси». Да и в любом случае вяленые бананы перевозят в мешках, а не в ящиках. Еще более странным ему показалось то, что Зобель-Айяла ни слова не сказал о новом грузе, а уж он-то узнал бы о нем в первую очередь, потому что лично подписывал разрешения на вывоз.

Завидев капитана, с пассажирского сиденья грузовика спрыгнул мужчина и остановился у ящиков. Хансон уже различал на них знакомую эмблему фирмы «Слазенгер» — вытянувшуюся в прыжке черную пантеру. Мужчина из грузовика шагнул ему навстречу. На вид ему было лет сорок. Он уже располнел и несколько обрюзг, но отлично скроенный белоснежный костюм успешно скрывал намечающийся живот. Маленькие руки и ноги. На ногах — сверкающие лакированные туфли, на розовых, пухлых пальцах — чересчур много золотых колец.

Соломенная шляпа, белоснежная, как и костюм, сидела у него на голове с несколько нарочитой небрежностью. Так обычно носят головные уборы мужчины, скрывающие лысину. Глаза прятались за темными очками «Фенди» в кожаной оправе. Такие больше подошли бы женщине. Незнакомец был гладко выбрит и источал легкий аромат дорогого одеколона. Полные губы приветливо улыбались. Зубы напоминали идеально отполированный жемчуг. Роста мужчина был невысокого, но при всей своей миниатюрности и элегантности почему-то производил впечатление человека очень опасного.

— Капитан Хансон? — справился он.

В голосе слышался аристократический испанский акцент.

— Да.

— Меня зовут Ласло Арагас. — Улыбка стала еще шире. — Друзья называют меня Ласси.

Хансон кивнул. Попробуй назвать такого «Ласси», и запросто заработаешь вязальную спицу в глаз.

— Чем могу быть полезен вам, мистер Арагас?

— Правильнее будет сказать, чем мы будем полезны друг другу, капитан Хансон.

— И чем мы будем полезны друг другу, мистер Арагас?

— У меня есть груз, который требуется доставить в Сингапур, — объяснил незнакомец, — а вы, как я понимаю, идете как раз туда.

— Какой груз? — поинтересовался Хансон.

Арагас обвел сверкающей кольцами рукой штабель ящиков:

— Мячи, капитан. Мне надо отправить эти мячи в Сингапур.

— Теннисные мячи.

— Совершенно верно. Особые теннисные мячи — «ультра-вис» для Уимблдона.

Имелись как минимум три причины, по которым это утверждение не могло быть правдой. Во-первых, мячи для Уимблдона действительно делали в Маривелесе, но отправляли их всегда с пятнадцатого терминала в Маниле. Во-вторых, их упаковывали в картонные коробки по шестьдесят тубусов в каждой, потом коробки связывали по десять и помещали в контейнеры, а не в деревянные ящики. И в-третьих, «Слазенгер» ни при каких условиях не отправит свои драгоценные мячи на ржавом корыте вроде «Королевы Батавии».

— Ясно, — кивнул Хансон.

— Вам правда ясно, капитан?

— Полагаю, что ясно, — медленно ответил он.

— И что именно вам ясно?

— Что на причале стоят деревянные ящики с эмблемой «Слазенгер».

— С теннисными мячами внутри, — подсказал мужчина в белом.

— Если вы в этом уверены…

— Абсолютно уверен, — улыбнулся мистер Арагас.

— А доктору Зобель-Айяле известно об этих мячах? — без всякого выражения спросил Хансон.

Арагас захохотал. Его смех был похож на лай очень злой собаки.

— Эта толстая задница? Он не станет вмешиваться, если не хочет нажить на нее неприятностей.

— Ну хорошо, а я здесь при чем? — осторожно поинтересовался Хансон.

Если Арагас действует в обход Айялы, без проблем не обойдется.

— Мне нужен перевозчик. И вы оказались здесь очень кстати.

— Но ваши теннисные мячи не включены в мой коносамент.

— И не надо. Пусть этот маленький договор останется между нами.

— Зобель-Айяле это не понравится.

— Зобель-Айяла сделает так, как ему скажут.

— Может, и так, мистер Арагас, но мне ведь еще придется сюда вернуться. У вас с ним, возможно, какие-то особые отношения, но моей заднице неприятности тоже ни к чему.

— Это не ваша забота, капитан, — отрезал Арагас, перестав улыбаться. — Ваша забота — как можно скорее погрузить мои мячи.

— И что я скажу про эту партию своему агенту в Сингапуре?

— Ничего.

— В каком смысле?

— На траверзе Сентосы у вас сломается двигатель. Ремонт займет пару часов. К вам подойдет катер, и вы сгрузите мячи на него.

Остров Сентоса, бывшая рыбацкая деревня, а ныне дорогой курорт, располагался перед самым входом в гавань Сингапура.

— А таможня? А пограничники?

— О них уже позаботились.

Понятно — опять мордида. За последние четыреста лет филиппинцы успели превратить этот способ решения проблем в высокое искусство.

— А что за все это буду иметь я?

— Вот что. — Арагас выудил из внутреннего кармана пиджака неизменный конверт. Довольно толстый. — Евро, если не возражаете. — Когда-то все расчеты велись в американских долларах, но времена меняются. — Двадцать пять тысяч.

Значит, примерно тридцать три тысячи долларов или около того, в зависимости от ежедневно меняющегося курса. Но это не важно. Важно то, что теперь уже невозможно изображать неведение. Никто не стал бы платить такие деньги за перевозку сотни ящиков с теннисными мячами.

Вся ситуация выглядела довольно паршиво. Если Арагас не боится действовать в обход Айялы, значит, у него очень серьезные связи. Стало быть, в случае отказа не миновать серьезных неприятностей. С другой стороны, если взять конверт и сделать, как он говорит, можно запросто закончить жизнь в тюрьме Чанги — перспектива тоже не слишком радостная.