Эрик Гарсия - Грязное мамбо, или Потрошители

— Нет, но это же другое дело. Я извлекаю органы клиентов!

— А я извлекаю наличные из их бумажников, — отозвалась Кэрол. — И обхожусь без скальпеля — Бог дал мне гибкий язык.

Я на девяносто пять процентов уверен, Кэрол имела в виду — она мастер убалтывать клиентов. В хорошие дни — на девяносто девять.

Бонни дочитала инструкцию к легочной системе Йошимото.

— Забавно, — засмеялась она и с японским акцентом озвучила плохой перевод: — «В счастливой оперативной процедуре дыхание будет как свежий воздух через тело. В недоброй оперативной процедуре свежий воздух помрачнеет».

Помрачневший свежий воздух — неплохой образ для обозначения смерти реципиента. Ну, я не японец, стихи из чего попало складывать не обучен.

Бонни только что велела отставить машинку и идти спать. По-моему, «спать» она имела в виду во втором смысле. На этот раз я не останусь глух к намекам и прислушаюсь к кошачьим воплям инстинкта в моей голове: пойду к Бонни, уложу ее на ложе из печеней и позволю природе — по крайней мере тому, что осталось, — взять свое.

Прошло два дня. Вчера я не печатал. Этот день принадлежал только нам с Бонни, никаких механизмов. Мы сидели на своей полке и говорили о себе, друг о друге и о прошлом. Теперь я могу сказать, что любил всего семь женщин в своей жизни, включая маму, и женился на каждой, исключая маму и Бонни. Все-таки хорошо, что список — штука изменяющаяся.

Едва проснувшись утром после ночи плотских утех, мы снова набросились друг на друга, как два ненасытных тинейджера, пытающихся выяснить, что в этом такого хорошего. Она рассказала еще кое-что о своем бывшем муже и всех этих годах на улице — история жизни, за которой охотился союз.

А я поведал о собственном бегстве из кадров, о том, как ухитрялся уходить от расставленных ими силков, о визите в торговый центр, о своей жизни с того дня, как бросил работу и ударился в бега.

И я рассказал ей о Мелинде — чтобы все было по-честному. Это единственное, о чем я не упоминал всю свою подпольную жизнь, и выговориться оказалось большим облегчением, словно выпустить воздух, распиравший мою грудь много месяцев.

Началось с разговора о моих последних днях в союзе. Бонни не могла понять, из-за чего меня уволили.

— Я не хотел брать заказы, — объяснил я.

— Не хотел или не мог?

— Им без разницы. Не хотел и не мог.

— Почему? — спросила она, и тогда я рассказал ей о последней встрече с моей третьей бывшей женой.

Грудь после имплантации зажила, и, согласно цифровому монитору, вшитому в бедро, мой трудяга «Джарвик-13» обещал бесперебойно биться еще двести лет. Фрэнк был рад моему выздоровлению. Когда я окончательно оклемался, мы вернулись к веселому трепу, как до несчастного случая. Он сыпал добродушными инсинуациями по поводу моего характера; я прохаживался насчет его матушки. Мы отлично ладили, я и Фрэнк.

Выплаты за «Джарвик» были высокие, две тысячи баксов в месяц, и вместе с закладной на дом и растущими ценами на еду и бензин… Черт, я ною, как хреновы должники, с которыми каждый день имел дело, но суть в том, что теперь я могу поставить себя на их место. Тем не менее мне удавалось платить — сполна и в срок, и сохранять кредитный рейтинг чистым. Все мы так поступаем, поскольку это в порядке вещей.

Но я знал, что всего один-два заказа отделяют меня от серьезного дефолта и если что-то пойдет не так или займет больше времени, чем планирую, я могу нарваться на неприятности. Даже задержка чека на комиссионные лишит меня отсрочки платежа, а пени так просто столкнут за грань. Однако я держал эти мысли при себе и выполнял заказы без шума и пыли — быстро, легко и безболезненно.

За исключением предательской дрожи. Она появлялась всякий раз — то сильнее, то слабее, витая вокруг меня, словно мстительный дух, выжидая удобного момента для удара. Я погружал скальпель в плоть или выкручивал какой-нибудь упрямый узел и чувствовал, как дрожь прокатывается от плеча до кисти, мини-землетрясение, сотрясающее предплечье, запястье и пальцы. И меня не отпускала мысль — когда она снова начнется? Будет ли в следующий раз сильнее?

В тот день я обезвредил шайку аутсайдеров, воровавших искорганы «Кентона» у наших клиентов, и Фрэнк вызвал меня к себе в кабинет.

— Есть работа, — сказал он. — Свеженький клиент.

Обложка досье бордовая с белыми полосками — значит, «Гейблман». Открыв папку, я пробежал глазами розовый листок: изъятие обеих почек, просрочка оплаты — один год, последний раз клиента видели в центре города. Комиссия — на три тысячи больше стандартной. Это был шанс еще несколько месяцев удержаться на краю долговой ямы, и я взялся не раздумывая. Фотография была отпечатана с записи видеокамеры наблюдения — должно быть, снимок сделан возле банкомата или на светофоре. В принципе четкость роли не играла: сканер и так сообщит мне все, что считает луч.

В длинном списке разнообразных ляпов, о которых я сожалею, небрежное прочтение того розового листка тянет на третье место (два первых занимают подделка выигрышного лотерейного билета и связь с одной девчонкой из Бетезды). Этот небольшой недосмотр будет преследовать меня до конца жизни.

Джейк меня проводил. Я был в раздевалке союза, паковал саквояж. Да-да, в то время у меня имелся кожаный саквояж, подарок Кэрол, сделанный на заказ каким-то умельцем из Турции, с карманами для канистр с эфиром и петлями для скальпелей. Саквояж попахивал коровьей мочой, но это была лучшая сумка в моей жизни.

— Как моторчик? — спросил старый друг. — Тикает по Гринвичу?

Джейк лично перевел мой «Джарвик» на нормальную американскую метрическую систему и с удовольствием дразнил меня первоначальными установками.

— Отлично тикает, — заверил я. — Иду за почками. А у тебя что интересного?

— Фигня, — отозвался Джейк. — Несколько заказов по городу, ничего особенного.

Забросив саквояж на плечо, я направился к выходу:

— До завтра.

Я поднял большой палец, и Джек приложил к нему свой.

— До завтра, — ответил он.

Прелесть работы в центре — по крайней мере для биокредитчика — состоит в том, что благодаря простой и правильной застройке можно разъезжать на такси, установив сканер на относительно малый радиус и намывая свое золото дураков. [26] Одно из названий железного колчедана, чешуйки которого в воде похожи на золото, но на воздухе быстро темнеют. Так я нашел несколько дешевых органов в Филморе, до смерти напугал двух пожилых мужчин, пикнув сканером на искусственную почку каждого, но в основном все шло гладко, и я набросил таксисту полтинник за то, что возил меня по-королевски.

Ближе к южной части города я поймал двойной сигнал. Две почки, лицензированные, «Гейблман», одинаковая дата выпуска, на расстоянии фута друг от друга. Должник, за которым я приехал.