Филипп Делелис - Последняя кантата

— Ах, опера! Я ждал от вас этого. Опера, как и танец, жанр второстепенный, она полностью зависит от музыки. Опера в музыке — все равно что комикс в литературе. Но это не мешает нашей непросвещенной буржуазии кричать о гениальности…

— Вы преувеличиваете…

— Совсем немного. Опера зиждется лишь на простых чувствах: любовь и ненависть, гордость и раболепство, честолюбие и честь… Ограниченные схемы, понятные большинству. Понятны картины… но не музыка.

— Самое любопытное, — заметила Летисия, — что некоторые из самых великих музыкальных страниц посвящены именно опере.

— Вы не ошибаетесь. Это какая-то тайна. Когда думаешь, что Моцарт поочередно отдает свой талант то простушке Констанце в «Похищении из сераля», то глупцу Фигаро, то заносчивому Дон Жуану… Эти марионетки не заслуживают его музыки…

— Не заслуживают, правда, — согласилась Летисия. — А Вагнер? С его толстыми воинами с белокурыми косами, которые с грозными криками разгуливают по Валгалле… [130] Валгалла — чертог богов в опере Вагнера «Золото Рейна».

— Да в конце концов… не важно как, но опера всего лишь рассказывает сказки взрослым детям. Музыка же — сама по себе истина, она ничего не рассказывает. Она таит в себе и для себя смысл. Она возвышает чувство.

— Даже помимо оперы искушение экспрессионизмом в музыке очень сильно, — заметила Летисия.

— Да, но чудо, если несколько страниц, которые опускаются до этой поверхности, остаются достойными интереса. Так, к примеру, изображение пейзажей в симфонических поэмах невыносимо…

— Прежде всего у Бетховена…

— Да, верно! — воскликнул Дюпарк радостно. — Когда думаешь о его примитивном символизме в Шестой симфонии или о гротеске Судьбы, которая стучит в дверь в Пятой. Это звучит вот так:

Смешно! Но, несмотря на это, все остальное — шедевр. В ут-минор, как «Приношение». Вы не обнаружили совпадения, Летисия?

— Нет, с этой симфонией — нет.

— К счастью, он вернулся на путь истинный в других своих произведениях. Что касается меня, то я намного больше предпочитаю его квартеты. А именно — Четвертый, ут-диез-минор. К сожалению, полутон чрезмерен… но в ту пору это имело место.

У Летисии было такое чувство, будто профессор Дюпарк развивает ее открытие о преемственности, потому что она сама рассказала ему о Четвертом квартете по телефону. Но она предпочла сменить тему разговора:

— Что вы думаете о символизме тональностей? Королевская фуга написана на масонскую тему?

— Из-за трех бемолей при ключе? Это очень забавно. По-видимому, эта символика присутствует в других произведениях, но наверняка — не в королевской фуге. Если бы речь шла о масонской теме, мы нашли бы и предшествующие примеры, а их нет. И потом, если вы начинаете искать символы, то конца этому не будет. Погодите, сейчас я вам кое-что покажу.

Профессор Дюпарк встал, обошел письменный стол, придвинул небольшую лесенку к книжному шкафу, чтобы можно было дотянуться до самых верхних полок, поднялся на две ступеньки и достал старинную книгу в потрепанном переплете. Спустился он быстрее, чем поднимался, и, на ходу уже перелистывая страницы, сел рядом с Летисией. В эти минуты он походил на безобидного мыслителя, погруженного в свои книги.

— Вот здесь. Слушайте, это типология тональностей, установленная задолго до Баха многими авторами: «Ут-мажор: веселый, боевой, наивный, ясный! Ут-минор: мрачный и печальный, жалобный; ми-бемоль мажор: жестокий и суровый; ля-мажор: радостный и сельский, молодой», и так далее… И можно наверняка найти и другие символы. Но вы знаете, что до Баха тональности звучали по-разному. Его метод «темперированного» клавира, даже если сам он полностью не применил его, привел к унификации тональностей. Они утратили специфическую окраску, какая была некогда.

— Да… я думаю, меньше в символизме тональности, чем в символизме самих нот.

Дюпарк казался озадаченным. Он встал, пошел поставить на место книгу, а потом сел за свой письменный стол. Немного погодя сказал:

— Символизм нот? Да, Иоганн Себастьян часто его использовал, это всем известно.

— Объяснений много, — заметила Летисия.

— Символизм самый простой, безусловно, — символизм букв, которые к ним относятся и которые Бах использовал в последней части «Искусства фуги». Там он разрабатывает неоконченную тройную фугу с противосложением на нотах си-бемоль, ля, до, си-бекар, то есть в немецком написании — на буквах своего имени: В.А.С.H.

— Да, но это ничего не дает для «Музыкального приношения». Если взять пять первых нот, то буквы будут такие: С Es G As H. Они не образуют никакого слова, никакой анаграммы. Но есть и другие символы: цифры, например.

— Конечно, тем более у Баха было особое пристрастие к ним. Исследования показали нам, что он использовал их почти постоянно. Но никто никогда не нашел специфический цифровой символ в «Музыкальном приношении». Может, вы?..

— Я тем более. Если, как мы классифицируем, придать 1 ноте ля, то сумма первых пяти нот будет равна 24.

— Две апостольские серии? Целые сутки? — с иронией спросил Дюпарк.

— Неубедительно, — признала Летисия, — но если мы сложим 2 и 4 или если мы их умножим… 8 не слишком продвигает меня вперед.

— Тогда?

— Тогда не знаю, я ищу другое прочтение.

Дюпарк улыбался немного снисходительной улыбкой. Он поочередно остановил взгляд на комиссаре и на Летисии:

— Хорошо, мадемуазель Форцца, я вам помогу.

Летисия ожидала от него чего угодно, но не этого предложения. Она с неуверенностью взглянула на Жиля.

— Да… не много мы даем в курсе истории музыки, — сказал профессор. — Если бы мы кончали программу на Дебюсси, у нас осталось бы время разработать другие актуальные темы. То, чего нет в учебниках. Мы поговорили бы о греческих гаммах, diabolus in musica, [131] Дьявольское в музыке (лат.). обо всем том, что ныне отнюдь не вдохновляет молодых девушек, занятых постижением звуков, которые сама природа в своей великой мудрости никогда не производила. Но… у нас мало времени, и я перейду непосредственно к тому, что может интересовать вас. К цвету, например.

— К цвету?

— Да, существует по меньшей мере три системы соединения цвета с нотами или с интервалами. Мы можем сразу исключить этого сумасшедшего Скрябина как жившего после Баха. Две другие системы более древние. Они были разработаны немцем Кирхером, [132] Кирхер, Атанасиус (1606–1680) — немецкий математик, филолог. В трактатах о музыке рассматривал связь музыки с аффектами. иезуитом, и французом Кастелем. Француза можно исключить, ибо весьма маловероятно, что Бах знал его произведения. Что же касается Кирхера, который умер в одна тысяча шестьсот восьмидесятом году, то тут сомнений быть не может.