Нельсон Демилль - Спенсервиль

Этот летний вечер, веранда и легкое покачивание кресла заставили ее вспомнить те далекие летние вечера, много лет назад, когда она была влюблена в другого и чувствовала себя очень счастливой. В кармане у нее лежало письмо – она достала его. В свете, что падал из находившегося у нее за спиной окна, она в очередной раз прочла все, что было написано на конверте. Она отправила это письмо какое-то время назад Киту Лондри на его домашний адрес в Вашингтоне, но, судя по конверту, письмо было перенаправлено оттуда куда-то еще, где кто-то вложил его в новый конверт и отослал ей назад, сопроводив небольшой бумажкой, на которой значилось: «Не может быть доставлено» .

Кит когда-то предупредил ее в одном из своих писем, что, если она получит подобное извещение, не следует пытаться снова писать ему на тот же адрес. Со временем кто-нибудь с его службы сообщит ей новый.

Энни Бакстер была простой деревенской девушкой, но все же не настолько уж простой. Она поняла, что он таким образом хотел ей сказать: если письмо вернется, значит, его уже нет в живых и кто-нибудь из Вашингтона позвонит или напишет ей, чтобы рассказать, как и когда это произошло.

Вот уже два дня, как письмо вернулось на адрес ее жившей в соседнем округе сестры, которой Кит посылал все предназначавшиеся для Энни письма.

На протяжении всех этих двух дней Энни Бакстер боялась отвечать на телефонные звонки и со страхом ожидала, не появится ли у дома машина сестры с новым, теперь уже официальным письмом из Вашингтона, начинающимся словами: «С прискорбием сообщаем, что…»

Впрочем, если подумать, с чего бы им этим заниматься? Кто она Киту Лондри такая? Подружка давних лет, товарищ по нечастой переписке. Она не видела Кита вот уже больше двадцати лет и понятия не имеет, увидит ли вообще его когда-нибудь снова.

Но вполне возможно, что он попросил кого-то из своих коллег, кто бы они там ни были, сообщить ей в случае его смерти. Может быть, он хотел быть похороненным здесь, где лежит несколько поколений его родственников. Быть может, в этот самый момент, подумала вдруг она, его тело уже лежит в похоронном бюро Гиббса. Она попыталась убедить себя в том, что для нее это не так уж и важно; конечно, такой вариант был бы прискорбен, но на ее-то собственную жизнь он ведь никак бы практически не повлиял, верно? Ну, умирает человек, которого вы когда-то любили; об этом узнаешь с грустью, наваливаются воспоминания и тоска по прошлому, задумываешься о том, что и сам тоже смертен, посожалеешь о прошедшей молодости, помолишься про себя – и назад, к своим делам, к своей обычной жизни. Если это удобно, можно съездить на похороны. До нее вдруг внезапно дошло, что если Кит Лондри и в самом деле скончался и его действительно похоронят тут, в Спенсервиле, то при том постоянном полицейском присмотре, под которым она живет, ей, скорее всего, вряд ли удастся пойти на похороны или прокрасться как-нибудь к нему на могилку.

Она ласково потрепала лежавшую у ног серую дворняжку. Это ее собака; три другие принадлежали Клиффу. Дворняжка, по кличке Дениза, была особенно дорога Энни: она доводилась правнучкой тому щенку, которого Кит Лондри подарил ей, когда оба были еще детьми.

Собака вскочила хозяйке на колени и свернулась калачиком; Энни принялась почесывать ей за ухом. «Он не умер , – проговорила она. – Он не умер, я знаю» .

Энни Бакстер откинула голову на спинку кресла и мягко покачалась. С западной стороны небо перечеркнула яркая молния, и над кукурузными полями, над городком прокатился гром, предупреждая о надвигающемся ливне. Энни вдруг обнаружила, что опять плачет и непрерывно повторяет про себя: «Мы же обещали друг другу встретиться снова» .

Кит Лондри обошел весь притихший, молчаливый дом. Все эти годы за ним присматривали дальние родственники, и, учитывая, что он простоял пустым целых пять лет, дом был не в таком уж плохом состоянии.

Кит предварительно позвонил и предупредил о своем предстоявшем приезде; он разговаривал в этот раз с женщиной, которая жила на соседней ферме и которую он называл «тетей Бетти», хотя на самом деле она не доводилась ему теткой, поскольку была то ли двоюродной племянницей его матери, то ли еще кем-то в этом роде. Он просто хотел предупредить ее, чтобы она не волновалась, если увидит в доме Лондри свет, или непривычного вида машину, или еще что. Кит особенно настаивал, чтобы ни она, ни кто-либо другой из женщин не занимались никакими приготовлениями к его приезду, но, само собой разумеется, что звонок послужил призывом к оружию – а точнее, к веникам и тряпкам, – и теперь весь дом блистал чистотой и пах сосновым освежителем воздуха.

Местные женщины, вспомнил Кит, всегда здорово подсобляли холостякам, проявляя почему-то необычайную заботу о неженатых мужчинах. Кит всегда подозревал, что истинной целью этих добрых женщин было продемонстрировать холостякам все преимущества такой жизни, когда в доме есть жена и помощница. К несчастью, бесплатно достававшиеся стирки, готовки, пироги и варенья, скорее, упрочивали то явление, которое стремились искоренить.

Переходя из комнаты в комнату, Кит обнаружил, что все осталось почти в том же самом порядке и состоянии, в каком было примерно шесть лет назад, когда он был тут в последний раз. У него возникло даже ощущение, будто он очутился в хорошо знакомом, привычном ему месте, и в то же время все предметы казались ему нереальными, как бы вернувшимися из его детских снов.

Родители, уезжая отсюда, почти ничего не взяли с собой, возможно, опасаясь, что во Флориде им не понравится, а может быть, и потому, что мебель, ковры, лампы, висевшие на стенах украшения являлись такой же неотъемлемой частью этого дома, как и дубовые бревна, из которых он был построен.

Кит знал, что некоторым из домашних вещей было почти по двести лет, их привезли в Америку еще из Англии и Германии, тех стран, откуда происходили материнская и отцовская линии их семьи. Здесь имелось несколько предметов самого настоящего антиквариата и какое-то количество таких, что представляли собой только семейную ценность, большинство же вещей были просто старыми, и Кит вдруг подумал о том, насколько же бережливой и экономной была жизнь любой фермерской семьи на протяжении многих столетий, как, борясь за существование, в этих семьях держались за свои пожитки. Он сопоставил такой образ жизни с тем, что вели его друзья и коллеги в Вашингтоне, внося заметную долю в валовой внутренний продукт. Их зарплаты, как и его собственная, выплачивались из государственной казны, то есть за счет общества; и Кит, так и не сумевший до конца примириться с тем, что для получения зарплаты вовсе не обязательно производить нечто осязаемое, частенько задавался вопросом, не слишком ли много в Вашингтоне тех, кто фактически сидит на шее у фермера, и не чересчур ли жируют все эти люди. Впрочем, он и так слишком уж много размышлял над всем этим; а если у кого-нибудь из его коллег и возникали подобные же мысли, то те держали их при себе.