Лев Пучков - Изгой

– А у тебя есть что предложить? – хитро прищурился атаман.

– Да нет, сам хотел попросить.

– Хе! Просить вы все мастера. Ну... Есть карабины, несколько автоматов. Патронов хватает. В общем, найдем чем вооружить народ.

– А запасец? – Филин уже вполне свойски подмигнул.

– А что «запасец»? – атаман резко заскучал. – Запасец, он, сам понимаешь, карман не ломит...

– Видишь ли, мы рассчитывали на тихую филигранную акцию. Инструмент у нас хороший, но для такого дела надо бы что-нибудь поосновательней...

– Понимаю, – атаман вполне скупердяйски вздохнул и махнул рукой. – Ну... есть два пулемета, восемь коробок к ним и с десяток «Агленей» [5].

– Отлично! Все вернем в целости и сохранности.

– И гранатометы?!

– Хе-хе... Ну, коли надо – потом подвезем. Если живы будем.

– Да шутка же! Ладно. Пошли в закрома, выдам, да пора уже делом заняться...

К полуночи мы с Федей скрытно выдвинулись в район Прибрежного Сада и заняли позицию на его северо-восточной оконечности, под развесистой старой яблоней. Федя работал пулеметчиком, а я получил почетную должность «второго номера» – стрелка прикрытия; получил автомат, а с ним – инструктаж:

– Не стрелять, мать твою так! Только в крайнем случае, если меня совсем убьют...

Задачу нам поставили простую, но важную: после залпа «отработать» по второму транспорту с людьми и ни в коем случае не палить по джипу. Им и его обитателями, равно как и первым транспортом, будут заниматься другие камрады, мирно затаившиеся в ночи неподалеку от нас.

Темно было, как сами знаете где и у кого, но я эти места напропалую излазил в детстве, так что диспозицию представлял себе отчетливо и ярко, как при свете дня.

Слева у нас река, вдоль нее, до самого совхоза тянутся непроездные сады. Справа длиннющий заливной луг, по которому вьется полевая дорога. За лугом – лес, довольно густой, кататься на машине там нереально.

По расчетам Филина, враг должен подвезти личный состав примерно на полкилометра к станице и уже оттуда наступать пешим порядком. Или ехать до самой станицы, это уж насколько наглости хватит.

Других дорог тут нет, так что мимо нас в любом случае не проскочат, даже если додумаются выступать пешком сразу из совхоза.

Ленка с камерой наперевес дежурит на крыше тракторной бригады и ждет сигнала, чтобы мчаться снимать кино, а во дворе стоит Федина «шоха».

Ну вот вам и вся диспозиция: теперь сидим и ждем.

Тролль Федя, скот бездушный, завернулся в плащ– палатку и спит, а мне холодно, тревожно и оттого в голову лезут разные нехорошие мысли.

А! Вот что интересно: перед выдвижением Федя разобрал пулемет до последней детали, протер все части, кое-что смазал маслом, опять протер, проверил, прощупал каждую железяку, вручную «продавил» ленты, все вычистил, опять собрал и только тогда успокоился. Война, скажу я вам, это дикое занудство. Я никогда не буду военным! На мне семейная традиция и умрет.

Что там насчет нехороших мыслей?

А вот: если Родина – она Мать, то мы, по факту, ее дети, верно?

Ну так вот, сейчас мы, отвергнутые дети этой самой Матери, вынуждены собраться в кучу и самостоятельно, на свой страх и риск, защищать себя от тех, кого эта Мать выбрала в качестве буфера между собой любимой и своим собственным народом. Нет, я в курсе, что не надо путать Родину с хитромудрыми правителями, которые приходят и уходят – и отец так говорил...

Но у нас, изгоев, мировосприятие скособочено ввиду довлеющих на нас обстоятельств, и мы порой их отождествляем: правителей – и Родину.

Так вот, сейчас, Родина-Мать, если бог даст, мы немного проредим твой буфер – и будешь ты чуток ближе к народу своему, старательно тобою отторгаемому...

К рассвету я окончательно продрог: мне плащ-палатка не полагалась, она прикрывала пулемет – эта железяка сейчас важнее меня. Кроме того, я утренне возжелал прогуляться «до коновязи» и решил потихоньку отъерзать в глубь сада: размяться и все такое прочее.

– Ле-жать, – скомандовал Федя, безошибочно уловив из-под плащ-палатки мои намерения. – Теперь все, светло уже. Двинешься – спалишься, провал всей операции.

– А ты как видишь из-под палатки, что светло?

– Чувствую, – Федя сдвинул капюшон и осторожно, в три приема, потянулся. – Потерпи, скоро начнется...

Я хотел было возразить, что «скоро» – понятие растяжимое, но так и замер с открытым ртом: со стороны совхоза, на полевой дороге, показалась колонна.

Эти два «66» – они словно выпрыгнули из утреннего тумана, возникли разом, неожиданно, и с внушительной скоростью припустили в нашу сторону. За ними, на некотором отдалении, следовал давешний джип, что мы видели возле административного здания.

– А город подумал... – замурлыкал Федя, откидывая с пулемета плащ-палатку. – А город подумал...

А я привычно окаменел.

Нет, я готов, у меня автомат, я...

Но они появились так внезапно, я даже не успел продышаться, как учил Федя, я даже испугаться как следует не успел...

И потом: почему никто не стреляет, мать вашу так?!

Вот они, рядом уже, осталось каких-нибудь двести метров, еще несколько секунд – и колонна пролетит мимо наших боевых порядков!

Идущий позади джип вдруг резко сбавил ход, как будто запнулся обо что-то. Разрыв между ним и впереди идущими машинами резко увеличился, и в этот момент со стороны леса что-то отвратительно и резко зашипело.

– Пщщщщ!!!

Шесть коротких инверсионных следов прошили половину луга до проселочной дороги и хищно клюнули в левые борта обе грузовые машины – паритетно, по три на каждый.

– Ту-ду-ду-дух!!!

Рикошетом, вразнобой, шарахнули взрывы, как будто кто-то влупил по колонне из циклопического автомата.

Я инстинктивно ткнулся лицом в землю – а ведь это все рядом, буквально под самым носом у нас – и прикрыл голову руками.

Нет, я в курсе, что после взрыва это бессмысленно, но пойдите, скажите это моему организму!

– А-р-р-р! – дико зарычал Федя, выдавая длиннющую очередь из пулемета.

Я осторожно поднял голову и осмотрелся.

Кто-то долбил по первому «66» из леса – трасс не было, пуль не видно, но били тяжело, навылет – правый борт горящей машины страшно плевался щепой и кровавыми ошметками тента.

Федя проштопывал из «ПК» вторую машину; результата с той стороны я не видел, но из кузова выпали только двое. Их тотчас же кто-то скосил из леса, не из пулемета уже – строка Фединой очереди до них не достала.

Через минуту все было кончено.

Горели на проселке два «66».

Несколько тел валялись рядом, остальные так и не успели спешиться.

Вовсю несло горелым мясом, пороховой гарью и особенно жженым волосом – казалось, весь воздух вокруг пропитан этим отвратительным фимиамом.