Грег Диналло - Фиаско

Капитан «Галифакса», говорливый мужчина средних лет, произносящий слова с шотландским акцентом, за ужином без умолку что-то тараторил насчет Боснии и Трумэна, биографию которого он как раз читал в те дни. Капитан не мог припомнить, чтобы в последнее время ему приходилось брать на борт пассажиров, ему и в голову не приходило, что какой-то турист предпочтет грузовое судно. Я наплел ему всякой ерунды, что, мол, терпеть не могу самолетов и стараюсь по возможности избегать воздушных путешествий. Члены команды, которые тоже присутствовали на ужине, выглядели вполне дружелюбно, не считая одного похожего на бандюгу пуэрториканца — громко чавкая за столом, он вскоре ушел, не сказав ни слова. Ужин рассеял представления о том, что все матросы — с головы до пят татуированные кретины.

Разошлись мы около полуночи. Несколько минут я простоял у поручней вдоль борта, вглядываясь в чудесную ночную темень со сверкающими крупными звездами, а затем, пошатываясь и приноравливаясь к морской качке, медленно поплелся вниз по проходу и своей каюте.

Дверь оказалась открытой.

Но ведь я запирал ее, когда уходил. Я точно помню, что запирал, хотя мне показалось, что вроде бы язычок замка не щелкнул. Я уже осторожно входил внутрь, как почувствовал, что за мной кто-то стоит в проходе. Развернувшись, я лишь засек взглядом промелькнувшую тень, исчезнувшую за углом. Я поспешил туда — вдали затихали быстрые приглушенные шаги, где-то заскрипели проржавевшие шарниры. В пересекающем коридоре тоже никого не оказалось, лишь в самом дальнем конце его болталась в такт качке судна открытая крышка люка. Через него я вышел на корму.

Там тоже было пусто.

Никто не бежал сломя голову вниз по трапу на главную палубу; никто не крался к капитанскому мостику; никто не пробирался вдоль металлических перил фальшборта к заграждениям вокруг контейнеров, установленным на грузовой площадке; никого не было на узких мостиках, проложенных между рядами контейнеров. Никакого движения вообще — ни шагов, ни шороха, ни звука, который мог бы издать человек. Слышались лишь приглушенное бормотание судовых двигателей да шепот ветра, извечно толкующего с морем.

Может, мелкий воришка польстился на мои жалкие пожитки? Кто-то из матросов? А может, тот пуэрториканец?

Я вернулся в каюту. Не похоже, чтобы в ней рылись, все, вроде, на месте. Если в ней побывал не вор, то кто же тогда? Наемный убийца? Головорез Рабиноу продолжает следить за мной? Капитан или кто-то из команды, не успевший досказать анекдот за ужином, решил досказать его здесь? А может, это все игра моего больного воображения? Может, опять разыгралась мания преследования, рожденная слежками КГБ?

Я запер дверь, вскарабкался на койку и попытался уснуть, но не мог, лишь изредка дремал урывками. Тревога и возбуждение сделали свое дело.

Солнце еще не взошло, а я уже поднялся на палубу. Повернув лицо навстречу крепкому бризу, чтобы хоть немного освежить голову, я стоял не шевелясь. Вдалеке уже мерцали огоньки Гаваны, похожие на стайку светлячков, трепещущих над волнами.

Постояв так немного, я вернулся в каюту за фотоаппаратом, который мы со Скотто купили в Майами. По российским меркам, это было настоящее чудо техники: авто с автоматической зарядкой, переменным фокусным расстоянием, подачей кадра, фокусировкой, вспышкой и перемоткой пленки. Объектив выдвигался с помощью встроенного электромоторчика, видоискатель был автоматическим. При этом камера была столь компактна, что входила в карман рубашки. Стоила она дороговато — около двухсот долларов. Я зарядил ее цветной светочувствительной обратимой пленкой с 36 кадрами, затем закрыл заднюю крышку, включил на ней всякие сигнальные прибамбасы и установил рычаг в положение для ландшафтных туристских съемок.

Солнце уже висело высоко над горизонтом, когда «Галифакс» скользнул мимо осыпающихся стен старинной крепости, стоящей у входа в бухту Гаваны. В ее соленых водах стояла целая армада проржавевших грузовых пароходов и понурых, с облупившейся краской каботажных судов и паромов.

Вдоль длинной, на много миль, полуразрушенной стенки набережной валялись старые автомобильные покрышки. При более близком и пристальном рассмотрении не оставалось никакой идиллии, масштабы разрушений были не меньшие, если не большие, чем в Москве.

С теплохода меня направили к обшарпанному старому двухэтажному зданию, где таможенный чиновник взял у меня паспорт. По-испански я не говорил, он же не говорил ни по-русски, ни по-английски. Объясниться мы не смогли, и со словами «переводить, переводить» он повел меня на второй этаж. В комнате стояло несколько колченогих стульев, маленький столик, висел в рамке портрет Фиделя Кастро, окно выходило на пирс, и не было никакого «переводить». Таможенник принужденно улыбнулся, пригласил меня присесть и куда-то удалился. По-видимому, мне предстояло долгое и упорное ожидание. Я решил убить время, разглядывая контейнеры, которые как раз начали разгружать с судна и устанавливать на платформы восемнаддатиколесных трейлеров. Я старался не прозевать «свой» контейнер.

Время шло, я томился уже несколько часов, а о «переводить» не было ни слуху ни духу. И контейнера я не видел. Может, его вообще сгружать не будут и он поплывет дальше? Тогда куда же? Я ломал над этим голову, когда таможенник все-таки привел с собой переводчика — низенького, сухопарого парня с тоненькими усиками и злющими острыми глазками, вселившими в меня еще большую тревогу.

Таможенник извинился за задержку и объяснил: капитан «Галифакса» предупредил их по радио, что на борту у него русский пассажир, но русские туристы еще никогда не прибывали в Гавану на теплоходах прямиком из Майами. Сейчас же после немыслимой девальвации рубля вообще перестали приезжать откуда бы то ни было, и переводчика так скоро не сыщешь в такой ранний час. Я понял, что «ранний час» обозначает, что рабочий день у переводчика еще не начинался. Обменявшись с таможенником быстрыми испанскими фразами, он повернулся ко мне.

— Он хочет знать, что вы делали в Майами, товарищ Катков.

— Отдыхал, осматривал достопримечательности, покупал кое-что, — ответил я и показал свою тенниску с диснеевскими эмблемами. — Я же простой турист.

Таможенный чиновник разразился в ответ целой нотацией в обычной чиновничьей манере. Очевидно, выругался по-испански, потому что переводчик ухмыльнулся и объяснил:

— Он не знает, что делать, поскольку вы русский, союзник вроде. А все же тратили доллары в Соединенных Штатах на всякую ерунду, в то время как Куба в них нуждается. Почему вы покупали там вещи, чем они вам понравились?

— Скажите ему, что тут какая-то ошибка. Мне американские вещи совсем не понравились.