Джеффри Форд - Девочка в стекле

— Ты устала? — спросил я.

По лицу Исабель было видно, что она — как выжатый лимон.

— Да. Вот только не знаю, удастся ли мне заснуть. Все так странно.

— Здесь ты будешь в безопасности. — Я распахнул дверь моей комнаты. — Никто не знает, что ты здесь.

Исабель откинула пряди волос с глаз и кивнула. Я понял, что у нее нет ночной рубашки. Открыв шкаф, я вытащил одну из своих нижних рубашек и свою первую пару брюк свами, из которых недавно вырос. Исабель поблагодарила меня и кинула белье на угол кровати. Я повернулся было, чтобы уйти, но она положила руку мне на плечо и развернула лицом к себе. Мы бегло поцеловались.

— Приходи ко мне попозже, — сказала она.

— Если удастся.

— Обещай.

Я кивнул и, выйдя, закрыл за собой дверь.

Антоний, Морган и Шелл были в Инсектарии сидели вокруг кофейного столика. В освещенной комнате хорошо были видны ссадины на шее силача и синяк на его левой щеке. Шелл, видимо, сильно переживал за Антония, потому что тот не только пил виски из полного до краев пивного стакана, но еще и курил сигарету. Сидел он без пиджака, а его рубашка была наполовину расстегнута.

Шелл держал в руке стакан с вином, а перед Морган на блюдечке стояла чашка чая. Когда я вошел, они о чем-то разговаривали, но как только увидели меня, разговор смолк. В эту ночь бабочки были неспокойны, порхали и роились, и такое же мельтешение происходило перед моим мысленным взором. Шелл махнул, приглашая меня за стол:

— Диего, садись.

Я сел напротив него.

— Нам нужно поговорить об Исабель. Боюсь, она попала в неприятную переделку. Я начал говорить об этом в машине, но не знал толком, как продолжать, и потому решил, что сначала опробую это на тебе — может, ты что-то добавишь или я что-то упустил. Главное вот в чем: полиция непременно захочет узнать, что с ней случилось.

Голова у меня после всех событий работала не очень хорошо.

— И что — мы должны отвезти ее завтра в полицию? — спросил я.

— Я бы не стал этого делать, — сказал Антоний.

— Если мы поселим ее здесь, то сложности могут возникнуть у нас, а это плохо для всех. Стоит им копнуть, они узнают, что мы все работали на Барнса, — пояснил Шелл. — Откровенно говоря, если бы я считал, что это ей поможет, меня, пожалуй, можно было бы переубедить. Но если она появится в полиции, то станет подозреваемой. Конечно, вряд ли окружной прокурор обвинит ее во всем, что случилось с этими тремя мужчинами.

— У нее и сил-то таких нет, — заметил Антоний.

— Но она нелегалка. И меня не удивит, если они не найдут убийцу и попытаются повесить на нее все три сегодняшних трупа. Не важно, могла она или не могла: с учетом всех обстоятельств никто, возможно, не поглядит, есть у нее такие силы или нет.

Я потряс головой — мне было трудно осознать все это.

— Даже если они отведут Исабель роль простого свидетеля, ее наверняка выслушают и депортируют. Если она хочет остаться, ей нужно пока залечь на дно и уехать отсюда. Понимаешь? Хороших решений тут нет.

— Что могу сделать я?

— Ну, начать ты можешь с того, что объяснишь ей все это. После чего она, видимо, сама будет решать, что ей делать. Мне неприятно это говорить, но я думаю, лучший для нее выход — по собственной воле вернуться на время в Мексику. У нее там есть семья?

— Мать умерла. А отца отправили назад, но Исабель не знает, где он.

— Да, попала девочка, — сказал Антоний.

— Я с ней поговорю, — заверил я. — Но не сегодня. После такой-то встряски…

— Хорошо, — сказал Шелл. — Она может оставаться здесь столько, сколько пожелает.

— Спасибо, — поблагодарил я.

Морган Шоу притронулась к моей руке.

— Все образуется, — утешила меня она, а я съежился, боясь новой песни.

Антоний потянулся за второй сигаретой, но Шелл поднял руку и сказал:

— Мои соболезнования исчерпаны.

Антоний рассмеялся и убрал пачку. Закинув голову, он почти допил ту немалую долю, что оставалась в стакане.

— Хорошо, босс, — сказал он. Взгляд у него был чуть затуманенный, но в остальном передо мной сидел почти прежний Антоний. — Я иду спать. Нужно отдохнуть. Если у меня будет еще случай разобраться с этим долбаным… ну, с этой тварью, то я точно знаю, что мне делать.

— Бежать? — спросил Шелл.

— Нет-нет, не говорите так, — запротестовала Морган. — Генри вел себя так храбро.

Антоний покачал головой:

— Я старею, Томми.

— Да, я знаю. Никто из нас не молодеет. Но другие варианты не слишком приятны. Спроси у Паркса, — сказал Шелл.

— А тебя раньше побеждали в драке? — спросил я.

— Кто это говорит, что меня побеждали? — расхохотался Антоний и встал, чуть пошатываясь. — Помню, был я молодым и оказался в одном баре в Сан-Франциско. Трепал языком, кривлялся. Ну, в общем, ввязался я в драку, и вот этот маленький китаец, не больше, чем мисс Шоу, так мне накостылял, что ой-ой-ой. До сегодняшнего вечера то был единственный раз.

— Что ж, отличный результат, — одобрил я.

— Нет, — отозвался он. — В следующий раз, когда я встречусь с этой тварью, я ему покажу свой секретный удар. Сердце у него остановится, и он кровью обосрется.

— Именно в таком порядке? — поинтересовался Шелл.

— О чем это вы? — спросил я.

— Глушилка, — сказал Антоний.

— Сам ты глушилка, — сказал Шелл. — Иди отдохни немного. Я рад, что ты вернулся сюда не по частям.

Антоний улыбнулся и поклонился нам. Он направился к двери, и его огромное тело вызвало атмосферные возмущения во всей комнате, что было заметно по движению насекомых.

Когда дверь за ним закрылась, я встал, подошел к дивану, на котором только что сидел Антоний, и лег, положив голову на подушку рядом с замершей, сложившей крылышки бабочкой-парусником. Я выдохнул, бабочка вспорхнула и улетела.

— Ничего, если мы останемся еще на несколько минут? — спросила Морган. — У меня сна пока ни в одном глазу.

— Конечно. Я почти сплю, — ответил я и закрыл глаза.

Ненадолго наступила тишина, а потом Морган и Шелл шепотом продолжили обсуждать события прошедшего вечера.

Я задремал ненадолго — казалось, всего на несколько минут. Они продолжали говорить, но теперь более приглушенно. Когда я чуть приоткрыл глаза, желая увидеть их, но не желая прерывать беседу, то понял, что кто-то выключил свет. Морган Шоу сияла, как полная луна на осеннем небе. Она подняла бокал с вином со стола, и я понял, что, пока я дремал, она перешла с чая на вино. Я лежал с закрытыми глазами и дышал как можно тише, чтобы не выдать себя.

— У вас очень милый голос, — сказал Шелл, — но я никак не ждал песни в такой момент.

— Вы хотите сказать — в машине?

— Да.

— Я пою, чтобы успокоиться.

— Мне понравились и ваш голос, и эта песня.

— Завернуть свои беды в сон — не такая уж плохая идея, но они как-то разворачиваются и ускользают в явь.