Нельсон Демилль - Золотой берег

— Мистер Беллароза, примите, пожалуйста, к сведению, что адвокат никогда не станет, никогда не посмеет работать против своего собственного клиента.

— Ну да. А может быть, ты просто пишешь книгу, — расхохотался он. — Ладно, к черту, забудь об этом. Давай ешь. Это называется «монтече». Тут нет никаких червяков. — Он положил кусочек сыра на сухарик, который он называл «фризале», и поднес его прямо к моему рту. — Давай пробуй!

Я попробовал. Неплохо. Потом сделал несколько глотков кьянти и положил в рот маслину. Да, ленч у этих людей сильно отличается от нашего. Например, на столе все еще оставались ранее принесенные блюда, и Беллароза снова принялся поглощать жареных кальмаров.

— Манкузо мне рассказал, что однажды ты избил одного из твоих людей обломком свинцовой трубы и переломал ему все кости, — сказал я.

— Да? — Он посмотрел на меня. — Зачем это он тебе рассказывает такие истории? Что это он задумал? Уж не хочет ли он сказать этим, что я негодяй?

— Да, в этой истории ты выглядишь, прямо скажем, некрасиво.

— Этому Манкузо стоит попридержать свой чертов язык.

— Дело не в Манкузо, Фрэнк. Дело в том, что ты избил человека обломком свинцовой трубы.

— Подумаешь, какое дело! — Он оторвал еще кусок хлеба и обмакнул его в томатный соус. — В молодости иногда приходится делать такие вещи, которые делать совсем не хочется. Когда произошел этот случай, я еще не был боссом. Боссом был человек, которого надо было знать. Он сейчас уже в могиле. Но когда он говорил мне: «Фрэнк, надо сделать то, надо сделать это», я не смел его ослушаться. Capisce?

Я ничего не ответил.

— Это такой же принцип, как в армии или в церкви. Ты выполняешь приказы. Теперь я отдаю приказы, но делаю это помягче. Сейчас другие времена. Не очень-то много желающих идти в наш бизнес. Приходится лучше обходиться с людьми, деликатнее.

— Ага, и награждать их «Голубым Крестом» или орденом «Голубого щита».

— Да. — Он счел мою шутку забавной. — Если ты переломаешь им ноги, они тебя не поймут. Лучше наградить их «Голубым Крестом».

Дальше продолжать этот разговор не имело смысла. Главное, он теперь знал, что я в курсе особенностей его руководящего стиля. По правде говоря, у меня самого иногда возникало желание избить моих партнеров свинцовой трубой, но в этом случае я как бы предоставлял им право точно так же обходиться со мной. Тут мне снова вспомнилось изречение синьора Никколо Макиавелли.

— «Врага следует либо приручить, либо уничтожить», — процитировал я Фрэнку слова его соотечественника.

— Да. — Оторвавшись от еды, он внимательно посмотрел на меня. — Это ты к вопросу о том, следует ли кого-то злить? Так, советник? Рад, что ты это понимаешь. В моем деле возможны только два варианта: либо ты относишься к человеку с уважением, либо убираешь его с дороги. Я не о трубе говорю, труба не самый лучший способ. Тот мужик имел зуб против меня, поэтому, когда наши отношения чуть-чуть наладились, мне пришлось прикончить его. Понимаешь? Да, врага следует либо приручить, либо уничтожить. Не стоит оставлять в живых людей, которые собираются тебе мстить.

— Поэтому ты угостил его ужином и отправил к праотцам.

— Да. — Он ненадолго задумался, потом сказал: — Я объясню тебе главное заблуждение, в которое нас вводят священники… главную ошибку всех религий. Я имею в виду то место, где говорится о том, что, если тебя ударят по одной щеке, ты должен подставить другую. Глупости! Если ты последуешь этому совету, тебя все начнут колошматить. Но иногда действительно приходится идти на уступки. Вот взять этот случай с Феррагамо. Все, что я могу здесь сделать, — это убедиться в том, что он до меня не доберется. Улавливаешь? И если обстоятельства таковы, что ты не можешь избавиться от человека, то не надо злить его, даже когда он наступает тебе на больную мозоль.

— Но ты вызываешь у Феррагамо злость уже самим фактом своего существования.

— Да. — Он улыбнулся. — Но это его проблемы. А ты разозлил его сознательно, ты просто взял и размазал его по стенке.

— Ну и что? Что он может мне сделать?

— При желании он может здорово навредить тебе. Не исключено, что он отомстит, причинив вред твоим друзьям. Возможно, тебе следует позвонить ему и предложить встретиться, чтобы обсудить это дело. Он не станет возражать. Он будет доволен, если ты проявишь к нему уважение.

— Но этот человек — мерзавец, Фрэнк. Уже весь Нью-Йорк об этом знает.

— Вот поэтому-то он так и ценит проявленное к нему уважение.

Мы оба прыснули со смеху.

— Слушай, а ведь этот малый может стать в какой-то момент губернатором, — сказал Фрэнк. — Или даже президентом. Не зли его, ладно? Тогда он, глядишь, сделает тебя генеральным прокурором.

Ну, это вряд ли. Став адвокатом Фрэнка Белларозы, я тем самым отрезал себе все пути к любой государственной должности. Не могу сказать, чтобы я так уж стремился сделать карьеру судьи, нет, но все-таки в глубине души всякий адвокат лелеет эту мечту. Однажды меня избрали в городской совет Лэттингтона, но я потерпел фиаско на этом поприще и зарекся занимать такие посты по крайней мере ближайший десяток лет.

— Так что лучше позвони ему, — настоятельно порекомендовал Фрэнк. — Я дам тебе номер его домашнего телефона.

— Фрэнк, но ты учти, что он все равно не снимет с тебя ни одного обвинения, — предупредил я его.

— Да я знаю. Я не об этом говорю. Я думал, ты понял мою мысль.

— Ты хочешь сказать, что я должен перед ним извиниться?

— Тебе, конечно, не нужно говорить: «Мистер Феррагамо, сожалею, что выставил вас в суде негодяем и дураком». Об этом даже не надо упоминать. Просто поговори с ним и прояви к нему уважение. Он простит тебя именно потому, что он дурак. Capisce?

Ну вот, объявился клиент, который хочет, чтобы я позвонил обвинителю, — и вовсе не для того, чтобы уладить дело или договориться о новых слушаниях, а затем, чтобы извиниться, что вдоволь поиздевался над ним в суде. Боже мой! Не помню, чтобы в Гарварде нас учили этому.

— Хорошо, я ему позвоню, — пообещал я. — И я проявлю уважение к его должности.

— Ну вот и договорились. А вообще, такие мерзавцы частенько пролезают наверх, на высокие посты. Ты думал, среди цезарей не бывает недоумков? Бывает, но что с этим поделаешь? Приходится приспосабливаться. — Он налил мне еще вина. — А теперь черед пасты [25] Общее название для итальянских макаронных изделий. . Ты готов?

Мы сидели за столом уже почти час — я съел много хлеба, сыра, оливок — словом, того, что было съедобно. Выпил немало кьянти.

— Ладно, паста так паста, — вздохнул я.

— Это не обычная паста, здесь подают lingue de passero, в переводе — «язычки попугаев».

— А просто мясо здесь нельзя заказать?

— Это же не настоящие языки попугаев. Это название блюда. А ты думал, что итальянцы едят языки попугаев?