Нельсон Демилль - Золотой берег

Около полуночи, насчитав миллион звезд на небе и загадав дюжину желаний по падающим звездам, я встряхнулся и сел на плоту.

Прикончив последнюю банку пива, я сориентировался и начал подгребать к берегу. Когда впереди уже показался причал, я спросил себя: «Что же еще плохого может стрястись со мной?» Никогда не задавайте себе такого вопроса.

— А теперь попробуй «сфольятелли», — посоветовал Фрэнк Беллароза. Сюзанна послушно взяла пирожное и положила его на свою тарелку рядом с двумя другими, которые он тоже очень советовал ей «попробовать». Странное дело, эта женщина, которая вполне могла бы позировать для рекламы о пользе лечебного голодания, была в состоянии «пробовать» десятки кушаний и при этом даже глазом не моргнуть.

Анна Беллароза теперь следила за своей фигурой, она объявляла нам об этом за ужином раз шесть и каждый раз говорила, что возьмет «только один кусочек». Этих кусочков она набрала столько, что ими можно было бы кормить все голодающее население Калькутты в течение целой недели. Она также положила себе пару пирожных и насыпала в свой кофе заменитель сахара.

Все это происходило в ресторане «У Джулио» в середине сентября. Если точнее, была пятница, семнадцатое сентября. Скоро вы поймете, почему мне так запомнилась эта дата.

Что касается торжества по поводу представления картины Сюзанны, то, насколько я понял, все были в восторге от ее живописи и в тот вечер прекрасно провели время. Великолепно. У меня имелась уважительная причина для неявки на эту вечеринку. Если вообще кого-либо интересовало объяснение моего отсутствия, то оно выглядело так: «Меня не было, к сожалению, с вами, так как я топил свою яхту. Хотел насолить федеральным властям». Кстати, о яхте. От Федеральной налоговой службы никаких сигналов не было, возможно, они даже не подозревали, что яхту у них уже увели. Для них она значила куда меньше, чем для меня. Наверное, в конечном итоге это был бесполезный жест, но я не жалел о своем поступке. Если бы меня спросили, зачем я это сделал, я бы ответил: «Я утопил ее так, как мои предки топили чай в Бостонской бухте. Или убейте меня, или дайте мне свободу». Не исключено, что после этого меня на год упекли бы за решетку и наложили штраф не меньше чем на шестизначную сумму.

Сделка по продаже дома в Ист-Хэмптоне была, однако, к тому времени уже практически оформлена, так что с налоговыми органами я собирался рассчитаться в течение ближайших нескольких недель. Тогда я мог бы взять свой акваланг, доплыть до яхты и снять с нее таблички о конфискации.

Что касается моей супружеской жизни, то я внял совету Сюзанны и стал жить с ней под одной крышей. Правда, супружество наше имело место больше на бумаге, так как хотя мы и жили в одном доме и вместе ходили в церковь и рестораны, но спали в разных спальнях. Может быть, наших предков и устраивала такая форма брака, но для наших современников она представляется совершенно неприемлемой.

Итак, мы сидели «У Джулио», на эстраде пела толстая певица. Репертуар ее состоял из сентиментальных песенок, выжимающих слезу из старых мафиози, и бравурных гимнов, которые заставляли их вскакивать с мест. Я мог судить о репертуаре, естественно, только по мелодиям.

Публика оказалась несколько иной по сравнению с той, которую я наблюдал при первом посещении. Но и сейчас здесь можно было заметить тех же старичков и нескольких типов с Манхэттена, которые забрели сюда в поисках новых приключений и ресторанных открытий. Ну что ж, им будет о чем рассказать своим друзьям на следующий день. Но в дополнение к ним в зале присутствовало довольно много прытких молодых итальянцев в обнимку со своими подружками, которые все как одна походили на Анну в молодости, они просто лопались от желания тут же выйти замуж за своих кавалеров.

И еще в зале сидел бородатый старичок, он держал на коленях — как это называется, аккордеон? — и аккомпанировал толстушке, пока та распевала свои песенки. Потом Фрэнк дал ему двадцатку, и он заиграл «Санта Лючию». Должно быть, это была песня, занимавшая первые места в хит-парадах мафиози, так как они хором затянули ее, и к ним присоединилась даже Сюзанна — она откуда-то знала все слова этой песни. Вообще песня неплохая, я сам начал мычать что-то в такт музыке. В зале яблоку некуда было упасть, пахло чесноком и духами, и все веселились от души.

Сюзанна, судя по ее виду, была в восторге от ресторана и от его завсегдатаев. Ее редкие визиты на Манхэттен ограничивались Мидтауном, Бродвеем и Ист-Сайдом, она, вероятно, никогда не бывала в старых кварталах, населенных иммигрантами, лишь лет пять назад я возил ее в Чайнатаун. Если бы я знал, что ей здесь так понравится, я бы все время возил ее не в клуб «Крик», а в Маленькую Италию, в Чайнатаун или в латиноамериканский Гарлем. Но я этого не знал. Да и она раньше не подозревала об этих своих пристрастиях.

С той ночи, когда я утопил свой «Пауманок», произошли два события, о которых стоит упомянуть. К нам из южных краев приехали Эдвард и Каролин. Эдвард привез хороший глубокий загар, а Каролин — еще более глубокое понимание чаяний кубинского народа и коробку сигар «Монте Кристо» номер четыре. Поэтому на День труда весь клан Саттеров собрался вместе, и мы неплохо провели время, несмотря на то что «Пауманок» покоился на дне бухты, а наш летний дом в Ист-Хэмптоне был уже продан. Кстати, я не говорил Сюзанне, что утопил яхту, и рассказал об этом, только когда Эдвард и Каролин изъявили желание прокатиться на ней. Тогда я решил признаться и сказал:

— Власти развесили на моей яхте предупреждения о конфискации, и это выглядело так похабно, что я вывел яхту на середину бухты и утопил ее. Думаю, что ее мачта до сих пор торчит из воды, и если вы присмотритесь, то увидите, что на ней сигнальными вымпелами обозначено: «ПОШЛИ ВЫ ВСЕ К ЧЕРТУ!». Надеюсь, она не чинит препятствий для судоходства, а если это не так, то пусть ею занимается служба береговой охраны.

После этого наступило молчание.

— Ты правильно поступил, пап, — нарушил его Эдвард.

Каролин поддержала брата. Сюзанна не сказала ни слова.

Тем не менее мы совершили несколько других однодневных прогулок — посмотрели рассвет над Манхэттеном, искупались на территории «Фокс-Пойнта» и даже сыграли в гольф в клубе «Крик», несмотря на то что многие поглядывали на нас с высокомерием. На следующий день я подал заявление о выходе из клуба. Мотив моего решения был несколько иной, чем у Гаучо Маркса — одного из старожилов Золотого Берега, который однажды заявил: «Я не хочу состоять ни в одном клубе, который станет считать меня своим членом». Нет, я сделал это просто потому, что полагал: если я принадлежу к их числу, то, значит, разделяю их взгляды. А я их не разделял. Capisce?