Нельсон Демилль - Золотой берег

— Джон.

Я оглянулся. Она улыбнулась мне, затем сложила свои пухленькие губки в поцелуй. Мадонна, да она сумасшедшая. Но чем я лучше, если до сих пор люблю ее?

Я пошел вслед за следователем на улицу. Полиция к этому времени уже очистила и оцепила целый квартал на Мотт-стрит. Сине-красные вращающиеся «мигалки» бросали отсветы на окна домов, улица была совсем непохожа на ту Мотт-стрит, которую я наблюдал совсем недавно.

— Это ваша жена? — поинтересовался следователь.

— Да.

— Красивая.

— Спасибо за комплимент.

Мы прошли к обычной машине, на которой не было даже «мигалки».

— Вы, случайно, не его адвокат? Не Саттер? Адвокат Белларозы? — спросил он меня.

— Точно, он самый.

— Наверное, поэтому они и не стали стрелять в вас. Адвокатов они не трогают.

— Значит, мне повезло.

— Ваш костюм пропал, мистер Саттер, — заметил следователь, открывая для меня дверцу машины.

— Ерунда, он все равно был старым. — А вот галстук я надел сегодня в первый раз.

Следующие несколько часов я провел в полицейском участке Южного Мидтауна в компании двух следователей, рассказывая им о событиях, которые произошли у выхода из ресторана и заняли в общей сложности не более десяти минут. Я отвечал на все вопросы, несмотря на то что в качестве адвоката, а тем более адвоката потерпевшего, я имел полное право в любой момент развернуться и уйти. Тем не менее, когда они попытались узнать мою точку зрения по поводу того, кто мог быть организатором преступления, я попросил их задавать вопросы только фактического плана. Однако один из следователей никак не унимался и время от времени продолжал расспрашивать меня о Салли Да-Да. Пришлось послать его к самому Салли Да-Да, чтобы он у него выведывал все, что ему нужно. Но мистер Да-Да, как выяснилось, в настоящий момент находился во Флориде. Ах, как кстати!

Мы вновь и вновь ходили по одному и тому же кругу вопросов, и тот из полицейских, который играл роль «плохого» следователя, спросил меня:

— Зачем вы спасли ему жизнь?

— Он был моим должником, — ответил я.

— Теперь он обязан вам своей спасенной жизнью, — заметил «добрый» следователь. — Так что сумма долга увеличивается.

— Как он сейчас? — поинтересовался я.

— Все еще жив, — ответил «добрый».

Я рассказал им анекдот о мафиозо, который очень хотел, чтобы полицейская машина взлетела в воздух. Но, видно, они были очень утомлены и среагировали довольно вяло. Я и сам уже весь иззевался, однако меня усердно поили кофе.

Полицейский участок Южного Мидтауна — необычный: это как бы штаб-квартира полиции, контролирующей эту часть Манхэттена. На втором этаже, где мы сидели, было полно следователей. Рядом находилась большая комната, в которой хранился архив с фотографиями, — здесь я провел целый час, просматривая одну за другой папки с надписью: «Нахалы». Забавное название.

За этот час я увидел больше итальянских рож, чем в своем Лэттингтоне за десять лет, но ни на одной из фотографий не опознал тех двух стрелков с дробовиками. Я вспомнил фразу, которую слышал в каком-то фильме про гангстеров, и произнес:

— Возможно, они использовали гастролеров. Вы сами знаете — из Чикаго приехать сюда ничего не стоит. Проверьте вокзалы.

— Вокзалы?

— Ну да. И еще аэропорты.

Потом мы перешли от фотографий в анфас и в профиль к слайдам. Скрытая камера сделала снимки нескольких дюжин мафиози в самых непринужденных позах.

— Этих людей никогда не арестовывали, поэтому у нас нет их фотографий из досье, но они тоже могли пойти на это убийство.

Я смотрел слайды до тех пор, пока глаза у меня не начали слезиться. Я опять стал зевать, у меня разболелась голова.

— Мы очень ценим вашу помощь следствию, — попытался ободрить меня следователь.

— Нет проблем, — сказал я. Но неужели я собирался указывать пальцем на снимки убийц, если бы мне показались знакомыми их лица? Неужели я намеревался быть свидетелем в суде на уголовном процессе? Нет, этого я не стал бы делать, а вот убийц на снимках опознал бы. Несмотря на все мои метания последних месяцев, я продолжал оставаться добропорядочным гражданином, и, доведись мне увидеть лица убийц, я без сомнения сказал бы: «Стоп! Вот один из них». — Но никто из изображенных на слайдах не показался мне знакомым.

Правда, в какой-то момент знакомые лица все же появились, и я даже заморгал от неожиданности. Очередная серия снимков явно была сделана из поместья Депоу: на заднем плане виднелась «Альгамбра». Съемка производилась в пасхальное воскресенье — на слайдах, отснятых с помощью телескопического объектива, множество важных людей вылезали из своих черных машин.

— Эй, а я помню этот день, — сообщил я.

Здесь был Салли Да-Да со своей женой, сестрой Анны, и Толстый Поли под руку с женщиной, которая лицом больше походила на его брата; здесь были лица, которые я помнил по ресторану «У Джулио», по отелю «Плаза», но ни одно из них не имело отношения к тем людям, которые целились в меня из дробовика.

Затем на экране появился ночной вид «Альгамбры», на ее фоне умник Джон Саттер махал рукой в камеру, рядом с ним Сюзанна в красном платье бросала на него нетерпеливый взгляд.

— Вот этот парень! — воскликнул я. — Я никогда не забуду его лица!

Оба детектива заржали.

— Вылитый убийца, — сказал один из них.

— А глаза-то, смотри, как поблескивают, — заметил другой.

Наконец просмотр слайдов завершился. Положа руку на сердце, могу честно сказать, что киллеров я на них не признал.

— Послушайте, — все же предложил я этим ребятам, — я согласен еще раз просмотреть все эти снимки, но только не сейчас.

— Их имеет смысл смотреть только сразу, пока лица не забылись, — сказал один из них.

— Но сейчас все это чересчур свежо в памяти. Я помню только четыре дула.

— Мы понимаем.

— Ладно. Тогда спокойной ночи.

Но оказалось, что меня вовсе не собираются отпускать. Мне предстояло еще несколько часов провести с женщиной-полицейским, художницей-моменталисткой.

Приятная женщина, это несколько скрасило тоску наших ночных занятий. У меня появилось искушение описать ей внешность Альфонса Феррагамо, но потом я понял, что полицейские слишком серьезно относятся к таким вещам. Да и я, признаться, тоже. Поэтому я все же попытался выразить в словах то впечатление, которое оставили у меня в памяти эти два типа. Трудное дело, есть учесть, что все происходило ночью, а половину их лиц закрывали массивные дробовики. Линда — так звали художницу — дала мне посмотреть зарисовки носов, глаз, ртов и так далее, это было забавно, что-то вроде составления паззла; мы долго трудились, сидя плечом к плечу над листом бумаги. Она пользовалась хорошими духами, по ее словам, это были «Обсешн». Что касается меня, то мой дезодорант уже давно перестал действовать, а ошметки мертвечины на моей одежде начали издавать неприятный запах.