Эван Хантер - Молодые дикари

Башня (заметив девушек): «Эй, эй! Эй, сюда, быстро!»

Кэрол: «Что такое? Что случилось?»

Башня: «Неважно, за нами гонятся полицейские. Возьмите ножи! Избавьтесь от них! Живей! Живей, берите!» (Девушкам протянуты ножи, со стальных лезвий падают капли. Кэрол застыла в неподвижности.)

Кэрол: «Что случилось?»

Дэнни: «Грязный пуэрторикашка пытался напасть на нас. Мы его прирезали. Берите ножи! Берите!»

(Кэрол не двигается. Глаза ее широко открыты, и она, уставившись смотрит на протянутые к ней окровавленные кулаки. Анджела вдруг вытягивает руку, и вот она уже сжимает рукоятки ножей — один, два, три, — ребята снова бегут, устремляясь к безопасной территории, к месту своего жилья. Анджела бросается к ближайшему крыльцу и взбирается на самую верхнюю ступеньку, защищенную от дождя. Она быстро садится, засовывает ножи под юбку, натягивает ее, чтобы прикрыть их. Она чувствует прикосновение длинных стальных лезвий к своему голому телу, ей кажется, она ощущает липкую кровь на каждом из них.)

Кэрол: «Я боюсь. О, боже, я боюсь!»

Анджела: «Ш-ш-ш, ш-ш-ш!!»

(Дождь хлещет по длинной улице. Полицейскую машину с воющей сиреной резко заносит поперек Третьей авеню. Другая полицейская машина въезжает с другого конца улицы.)

Кэрол (шепотом): «Нож! Один нож виден. Натяни юбку!»

Анджела: «Ш-ш-ш, ш-ш-ш. (Она засовывает руку под юбку и запихивает ножи дальше под бедра. На лице у нее такое выражение, будто она приняла наркотик. Сирена воет у нее в ушах. Раздаются ужасающие звуки двух выстрелов (полицейские стреляют в воздух), крики множества голосов. Затем снова около нее слышится шепот Кэрол.)

Кэрол: «Они поймали их. О, боже, они попались! Анджела, они зарезали парня!»

Анджела: «Да. (Сейчас она тоже говорит шепотом.) Да. О, да, они зарезали его».

Кэрол: «Что нам делать с ножами? Давай бросим их в сточную трубу. Сейчас. Пока полицейские не добрались до нас».

Анджела: «Нет. Нет, я унесу их домой».

Кэрол: «Анджела... »

Анджела: «Я возьму их с собой».

— Мы нашли их здесь, сэр, — сказал Ларсен. — В ящике ее туалетного столика.

— Почему ты взяла ножи, Анджела? — спросил Хэнк.

— Не знаю. Ребята были так взволнованы. Вы бы видели их лица. Они протягивали мне ножи, и я... и я их взяла. Все три, один за другим. И спрятала. Потом унесла их домой, положила в бумажный пакет и засунула в ящик туалетного столика, в самый дальний угол, чтобы отец не нашел. Он страшно бы рассердился, если бы увидел ножи. Начал бы укорять меня, что порядочная девушка не должна была брать ножи.

— Почему ты позвонила в полицию?

— Я поняла, что поступила неправильно. Поэтому я и позвонила в полицию и сказала, что они у меня. Я чувствовала себя ужасно виноватой.

— Ты говоришь, Дэнни сказал вам, что Моррез напал на них. Это его точные слова?

— Да. Грязный пуэрторикашка пытался внезапно напасть на них, и они его прирезали. Так он и сказал. Я думаю, так. Я была очень взволнована.

— Ты читала об этом деле в газетах?

— Конечно.

— Тогда тебе известно: эти ребята утверждают, что Моррез кинулся на них с ножом? Ты знаешь об этом, не так ли?

— Конечно. Я знаю об этом.

— А может быть так: Дэнни Ди Пэйс вообще ничего не говорил. Может быть, ты только ДУМАЕШЬ, что он так сказал после того, как ты прочитала об этом в газетах?

— Может быть... Не знаю. Нет, он говорил, я взяла и его нож... Знаете что? У меня на юбке есть пятна крови. Я не могу их вывести.

В этот вечер за ужином Хэнк взглянул через стол на свою дочь Дженифер, задавая себе вопрос, какой бы она стала, если бы жила в Гарлеме? Его дочь была красивой девушкой с такими же, как у матери светло-карими глазами и великолепными светлыми волосами, а ее грудь с поразительной быстротой принимала зрелую форму. Аппетит дочери изумил его. Она ела быстро, запихивая пищу в рот, как водитель грузовика.

— Не торопись, Дженни, — сказал он. — У нас не предвидится голодовки.

— Я знаю, пап, но Агата будет ждать меня в восемь тридцать. Она достала несколько новых пластинок. К тому же, мам сказала, что ужин будет в семь, а ты опоздал, это твоя вина, что я так глотаю.

— Новые пластинки могут подождать, — сказал Хэнк. — Ешь помедленнее, пока не подавилась.

— Эту спешку вызывают на самом деле не пластинки Агаты, — вмешалась Кэрин. — Там будут мальчики.

— О, — удивился Хэнк.

— Ну, ради Святого Петра, пап, не смотри на меня так, словно я собираюсь в притон, где принимают опиум или что-то в этом роде. Мы только собираемся немного потанцевать.

— Кто эти мальчики? — спросил Хэнк.

— Несколько соседних ребят. Вообще-то все они ни рыба, ни мясо, за исключением Лонни Гэвина. Он замечательный парень.

— Ну что ж, по крайней мере, хоть это утешительно, — сказал Хэнк и подмигнул Кэрин. — А почему бы тебе не привести его как-нибудь домой?

— Пап, он был уже здесь сто раз.

— А где я был?

— О, ты, как я полагаю, готовил какое-либо резюме или бил струей из брандспойта по какому-нибудь свидетелю.

— Я не думаю, что это очень смешно, Дженни, — снова вмешалась Кэрин. — Твой отец не избивает свидетелей.

— Я знаю. Это — эвфемизм.

Она схватила салфетку, вытерла губы, отпихнула стул и чмокнула мать.

— Извините меня, пожалуйста, — сказала Дженни и выбежала из столовой.

Хэнк видел, как стоя перед зеркалом в прихожей, она красила губы. Затем машинально поправила бюстгальтер, помахала на прощанье родителям и, хлопнув дверью, выбежала из дома.

— Что ты скажешь на это? — спросил Хэнк.

Кэрин пожала плечами.

— Меня это беспокоит, — сказал Хэнк.

— Почему?

— Она уже женщина, — ответил он.

— Она еще девушка.

— Она женщина, Кэрин. Она привычно красит губы и поправляет бюстгальтер так, словно носила его всю жизнь. Ты уверена, что это хорошо, чтобы она ходила домой к этой Агате на танцы? С мальчиками?

— Я бы больше беспокоилась, если бы она ходила на танцы с девочками.

— Дорогая, не передергивай.

— Я не передергиваю. Для сведения окружного прокурора сообщаю, что его дочь начала расцветать в двенадцать лет. Она красит губы и НОСИТ бюстгальтер почти два года. И я полагаю, она уже целовалась.

— С кем? — спросил Хэнк, поднимая брови.

— О, боже. Я уверена, со многими мальчиками.

— Я не считаю, что это правильно, Кэрин.

— Как ты предлагаешь предотвратить это?

— Ну, я не знаю. — Он помолчал. — Но мне кажется, что это неправильно, чтобы девочка в тринадцать лет гуляла и обнималась со всеми соседскими ребятами.

— Дженни почти четырнадцать лет, и я уверена, что она целуется с теми мальчиками, которые ей нравятся.

— А что будет потом?

— Хэнк!

— Я говорю серьезно. Мне лучше побеседовать с этой девчонкой.

— И что ты ей скажешь?

— Ну...

Со спокойной улыбкой на губах Кэрин продолжала: