Алексис Парнис - Мафиози

- О бог мой... Да минет меня чаша сия, - совсем пришел в упадок Паганини.

- Зуб за зуб, Игнацио... Всадил нож и получай нож...

- Мадонна,- расплакался в старческой немощи Паганини.

- Игнацио... Помолись хорошенько за своего сына... В эту минуту мы закрываем крышку гроба. Естественно, мы ее герметически заварим, так, как сделал ты, друг. Напряги хорошенько слух, чтобы услышать последние стоны Марио...

Паганини напряг слух и слушал, вплоть до того момента, пока они окончательно не смолкли, вопли и удары с того конца телефонного провода. Если б его, однако, видел в этот момент Карузо, того хватил бы удар. Потому что несгибаемый коллега вовсе не рвал на себе волосы и усы, напротив, улыбался с дьявольским выражением и потирал руки, как хитрый делец, обеспечивший себе крупную выгодную аферу.

- Порядок, Паганини, - сказал через некоторое время Карузо. - Все уже кончилось. Я тебе не говорю о рекорде твоего сына, потому что у меня есть такт и я не хочу тебя еще больше огорчать. Но можешь приехать со своими людьми, чтобы его забрать и похоронить, как подобает сыну руководителя.

- Могу я приехать сейчас, немедленно? – спросил Паганини среди рыданий.

- Конечно же... Ты знаешь мотель «Хай Лайф».- Я тебя тоже подожду с моими людьми и заключу в свои объятия, чтобы окончательно примириться над трупом Марио. Да здравствует четыре-четыре! - воскликнул он с энтузиазмом и отключил телефон.

Игнацио Паганини повесил трубку, чтобы тоже с энтузиазмом крикнуть «ура» своей хитроумной гениальности.

- Маразматик... Впавший в детство... - сплюнул он в честь Карузо. - Сегодня ты потерпел величайшее поражение в своей жизни. Этот несчастный ублюдочек из Греции был для меня ничем. Итак, я навсегда веду в счете. Да здравствует четыре-три!

В этот день в мотеле «Хай Лайф» собрались представители сразу двух кланов. Белые стилеты на черном фоне и черные стилеты на белом, то есть гербы Паганини и Карузо, мирно скрестились у закрытого металлического гроба на высоком постаменте - наверное, последнего в этой многолетней войне.

Автомобиль Игнацио Паганини - черный «роллс-ройс» с белыми бархатными сиденьями - был припаркован рядом с автомобилем Боккачио Карузо - белым «роллс-ройсом» с черными бархатными сиденьями. Несчастный отец Марио, в сопровождении лучших людей своей «семьи», медленно и драматически вошел в старый, запустелый холл мотеля, немного приведенный в порядок к случаю. Его встретил сам Карузо со своим сопровождением. Это был торжественный момент, который стал трагическим, когда Паганини заметил тяжелый металлический гроб. Момент стал еще более высоким и историческим, когда Карузо упал в его объятия, шепча слова примирения и утешения.

- Ни о каком из моих детей я не плакал так сильно, как о Марио. Может быть, потому, что я потерял его в мирное время, - сказал Паганини. - Наше сердце становится очень чувствительным и слабым в мирную эпоху. Поэтому и боль его умножается, когда приходит беда, - вытер он с философским терпением свои глаза, когда вместе со своими свитами они вошли в боковой зальчик, чтобы выпить кофе.

- Ты действительно много претерпел, бедный мой Игнацио, - сказал Карузо. - Однако я возмещу твой ущерб одним приятным сюрпризом.

- Сюрпризом? И даже приятным?... – с душераздирающим скептицизмом покачал головой Паганини. - После потери Марио ничто не может порадовать мое сердце...

- Марио действительно был замечательный парень... Вы согласны, друзья мои? - посмотрел на своих людей Карузо. Все пятеро дружно кивнули.

- За те немногие дни, которые он провел на моей вилле, я искренне полюбил его, как родного сына... - продолжил Карузо. - И поэтому я принял неслыханно великодушное решение, которое показывает, какие гордые люди командуют «семьей» Карузо.

- Какое решение? - спросил с беспокойным любопытством Паганини.

- То, которое принял бог, когда увидел, как Авраам отдает ему в жертву своего сына... Бог был достаточно удовлетворен приношением и не захотел действительного осуществления страшной жертвы. Одним словом, он счел дело прошлым и подарил жизнь доброму Исааку...

Он добродушно засмеялся недоверчивому и недоуменному виду Паганини. То же сделали и пять мужчин свиты.

- Марио жив... Вот он! - с триумфом воскликнул Карузо, показывая на дверь в боковую комнату, которая внезапно открылась, и в ней показался живой Марио.

- Марио... Жив? - вытаращенными глазами увидел невероятное зрелище Игнацио Паганини.

- Я рассуждал, как бог, я тебе уже объяснил... Полностью удовлетворился твоим благим намерением предложить его мне в качестве жертвенного животного. «Слово твое меня насытило, а хлеб твой ешь сам», - как говорит известное изречение.

- То есть гроб пуст?... - спросил Паганини, сохраняя глупый вид человека, которого ударили по голове доской.

- Нет, не пустой, Игнацио. Мы его заполнили одним захудалым человечком из твоей «семьи», чтобы счет стал хотя бы четыре-четыре.

- И кто же это?

- Захудалое ничтожество, которое все время доставляло тебе хлопоты. Уверен, ты будешь рад, что избавился от него. Я имею в виду этого нищего черта, сводника из Лос-Анджелеса, Валентино Риакони.

Даже если бы молния упала на голову Паганини, он бы так не съежился и не почернел.

- Негодяй... Ты сожрал моего ребенка... - взревел он и сунул руку к сердцу, будто оно у него заболело, но это была уловка, чтобы выхватить пистолет. Пуля попала Карузо прямо в голову, молниеносно сделав счет пять-четыре. Однако с той же быстротой сверкнули пистолеты и с противоположной стороны, уложив Паганини.

- Теперь у нас пять-пять, - взвыл заместитель Карузо.

Марио не увидел продолжения, потому что бросился бежать. Выскочил, с душою в пятках, из мотеля, запутался в лабиринте, который образовывали на дворе и на улице припаркованные автомобили мафии, но вовремя выбежал на улицу. Когда он уже достаточно удалился, то повернул голову и увидел картину настоящего побоища. Многие автомобили у входа запылали, между ними метались человеческие тени и слышались пистолетные выстрелы, автоматные очереди и взрывы гранат. Затем местность потрясло настоящее землетрясение, будто загорелся целый склад боеприпасов, и дряхлый «Хай Лайф» взлетел на воздух, преподав замечательный и поучительный пример этики и Марио, и Америке, и всему миру.

- Мне было очень жаль, что больше я не увидел Клаудиа, хотя я и узнал от самого Карузо, чем ей обязан, - сказал мне Марио несколько лет спустя, когда я познакомился с ним, владельцем небольшого кафе в Пирее. - Но когда возобновляются свирепые войны мафии, все заинтересованные лица прячутся по своим норам и щелям, и найти их - опасная химера. Во всяком случае, я тотчас же уехал в Грецию, как говорят, заметая следы... Самым занятным тем не менее во всей этой истории является другое. Как выяснилось, я совершенно не являюсь законным сыном итальянки и итальянца. Сам Игнацио Паганини официально заявил об этом адвокату при свидетелях, прежде чем испустить последнее дыхание в своей грешной жизни в больнице, куда его отвезли после того сражения.