Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 2.Книга судьбы

— Потому, что ты еще не жил по-настоящему.

Монах утвердительно кивнул, соглашаясь со взрослыми мыслями ребенка.

— Я не должен жить, как вы.

— Почему не должен? Кто тебе мешает?

— Я монах. У меня совсем другое предназначение.

Рус замолчал, подозревая, что дальше Дина его слушать не будет.

— Почему ты молчишь?

— Не знаю. Просто я монах и мне надо жить в горах Китая. Там мои отцы, братья. Там мы постигаем некоторые глубины бытия и мироздания.

— Это неправильно, — обиженно воскликнула девушка. — Люди должны жить семьями, растить детей.

— Ты уже взрослая и все правильно понимаешь. Миряне живут мирской жизнью, монахи монашеской.

— Какая тут разница?

— Как какая? — Рус задумался. Он не знал, как такое объяснить понятно и доходчиво.

Подошел официант, разложил на столике фрукты, шоколад, мороженое.

— Дина, я не знаю, как это объяснить: но чтобы полноценно работать над своими проблемами, мы живем отдельно от людей. Наше предназначение искать контакт со всевышним, искать озарения, находить истину.

— Бездельники вы.

— Может быть, — не оспаривал мысль и резкость тона Рус, чтобы отойти от темы, в которой он и сам еще не совсем разбирался.

Дина, надувшись, медленно разрезала апельсин. Рус незаметно поглядывал в глубину зала. Из-за своих крутых напарниц он совсем упустил основное, ради чего пришел сюда. Но публика в зале была самая изысканная и придраться вроде бы было не к чему. Под тихую музыку некоторые сонно танцевали, остальные сидели за столиками и вели совсем неслышные со стороны амурно-философские беседы. На море был штиль и лайнер шел ровно вперед, совсем не подвергаясь качке. Здесь делать было нечего. Следовало зайти в бар на верхней палубе. Место менее респектабельное, чем это, но тоже для богатых пассажиров. Рус обождал, пока девушка удовлетворится принесенным, и предложил ей пройти с ним наверх.

— Рус, здесь так хорошо, уютно, тихо. Когда я еще смогу побывать в таком месте. Я впервые ощущаю себя полноправным человеком. Можно потанцевать, и никто не помешает. Мне еще никогда не было так хорошо.

— Но здесь, видишь, танцуют только парами.

— А разве мы с тобой не можем танцевать?

— Какой я танцор? Да мне и не положено. Я не имею право расслабляться. Из-за меня могут погибнуть люди.

— А что тебе положено? Скрываться? Стрелять?

— Зачем ты иронизируешь? Разве я виноват, что моего брата ранили.

Если б не это, я бы тихо уехал и никому не мешал бы. И не подвергал бы тебя опасностям.

— Я не ставлю в упрек, что ты меня с собой взял. — У Дины на глазах появились слезы. — Я и сама бы поехала. Я с тобой куда хочешь поеду.

Рус, все еще не понимая подтекста слов, сухо продолжал.

— Дина, я никогда не думал, что меня, мертвого аскета, можно как-то понимать. Я отсохшая ветка для человечества.

— Твой создатель вредитель, если он такие мысли вам внушает.

Рус невесело удивился быстрому взрослению девушки.

— Не нам судить тех, кто нам неподвластен.

— Нам! Потому что нам жить. У твоего создателя нет проблем. Он только для людей создает трудности. У нас тоже создатель есть — Бог. А что он для людей сделал?

Сколько я вижу-только слезы, горе, неравенство. К чему эта жизнь, если она ни к чему хорошему не ведет?

Рус не противился словам Дины и молчал. В глубине души ему с каждым словом все больше нравилась Дина, детские понятия которой в житейских вопросах были намного выше, чем у него. При всей своей ранней юности девушка уже имела свой обоснованный мир, который она отстаивала и за который была готова серьезно бороться. Рус же жил теми идеями и понятиями, которые в него были заложены с детства его духовными отцами. Эти понятия он понимал и принимал. Для него они были больше аксиомой, чем мирские понятия бытия. Но вот простая, даже местами примитивная речь девочки, вносила в однобокий ум Руса такие сложности и смысловую сумятицу, которую ему самому видно никогда не решить.

Дочь Вонг раздраженно уставилась перед собой. В ее каюте находились косметолог, два старших телохранителя, служанка.

— Убирайся паскуда отсюда! — гаркнула она на служанку. — Растопырила уши. Исчезни. Занимайся делами.

Дочь от злости ломала пальцы и била веером по столу.

— Сука! Проститутка! Откуда эта дрянь взялась?

— Восхитительная госпожа, это тот невзрачный ребенок, который был похищен неизвестными лицами из приюта.

— Ребенок?! Ничего себе ребенок!? Баба в теле. И умеет эффектно принарядиться. Дешево, но смотрится. Какую роль она играет при этом дурачке монахе?

Старший глуповато пожал плечами.

— Вообще-то никакую. Она сопровождала раненого вместе со старухой и доктором. Наверное сиделкой служит.

Злые глаза дочери в восторженной мести рассмеялись. Следом и она истерично засмеялась, и яркие линии губ сложились в очень страшную гримасу.

— Вот вам бездари и логика. Враги монаха следят за раненым, не знают, где сам монах находится. А он, сволочь, в это время, слишком уж беспечно рассиживает в ресторанах. Эту девку надо немедленно ликвидировать. Слышите? Сегодня же ночью. Пристрелите и за борт. К акулам и крабам. Чтоб никаких проблем в дальнейшем не было.

— Будет сделано, премудрая госпожа.

Старший низко склонился. Дочь успокоенно щелкнула его веером по согнутому затылку.

— Этот вопрос закрыли. Второй. Твое мнение! — резко крикнула она, обращаясь к косметологу. — На меня все таращатся, а этот дурень монах, как был с пустыми глазницами на морде так и остался.

— Нет, нет, госпожа, он тоже таращил глаза. Просто у нерп совсем другой взгляд. Впечатление очень сильное.

— Что ты мне лопочешь, негодяй. Глаза он таращил. Полетишь за борт вместе с той шлюхой. Ты мне правду гони.

— Мадмуазель, здесь невозможно ошибиться. Его холодная рожа очень стала на балбеса похожа, как только он увидел вас.

— Сам ты балбес. Мне надо, чтобы он в меня влюбился, а не балбесом стал. Может он во мне просто дворовую девку увидел?

— Да вы что, повелительница? В вашем то одеянии нимфы. Вы очень критически к себе подходите.

— И я должна строго к себе подходить. Победа не терпит послаблений. А он, сволочь, шкурник еще тот. Девку молодую с собой взял. Не скучает, мерзавец. Мама правду говорила: никому нельзя верить. Все мужики одинаковы. И монахи тоже. Но я же намного красивее ее.

— Несомненно, — вовремя поддержал расстроенную дочь косметолог.

— Этому простофиле из деревни сразу не понять, не оценить истинную красоту и обаяние. Да и в сексе, я думаю, он вообще примитивен, как животное.

— Замолчи. Сам дурак, — не выдержала лицемерной болтовни дочь. — Что ты смыслишь в сексе. Такое же смрадное животное. Я вам приказываю, — обратилась она снова к телохранителям, — выкинуть ее за борт, живую, в мешке.