Клэр Фрэнсис - Обман

– А где вы..? – спрашиваю я.

– У старой паромной переправы. Мальчик пошел окольным путем и двигался вдоль реки.

– Но когда?…

– Мы уже добрались домой, когда вы помчались сюда.

– Что ж, спасибо вам, – произношу я, глубоко вздохнув.

Несколько секунд мы стоим молча, потом он берет меня за руку.

– Все это… вас, наверное, несколько шокировало? – спрашиваю я с легким смешком.

– Да, – кивает Морланд.

– Я не знала, что он… Я думала… – Но мне не удается выразить это словами.

– Я уверен, что с Джошем все будет нормально. Но, может… – Он пожимает плечами, как бы показывая, что это только предположение. – …Возвращение после длительного отсутствия, панихида… Он ощутил горе по-новому. А тут еще возвращение в школу…

– Он сам вам ничего не сказал?

– Нет.

Я почувствовала колебания в его голосе, но если Морланд и собирался сказать что-то еще, то передумал. Мы идем по тропинке обратно, я опять начинаю скользить, и он берет меня под руку. Я думаю о том, какая это роскошь иметь рядом с собой человека, на которого можно опереться, пусть даже совсем ненадолго.

Я уже давно не бывала в Шордитче. Наверное, месяцев семь. Нет, восемь. Последний раз – в октябре. Я запомнила поездку до мельчайших подробностей, хотя лучше бы ее совсем не было. Шел сильный дождь, стемнело достаточно рано. Отправление поездов с «Ливерпуль-стрит» задержали после того, как по телефону сообщили о заложенной на станции бомбе. Так что мне надо было где-то переждать время. Таксист, проскочив мимо нужного мне здания, предложил развернуться и подвезти к месту. Однако при таком ливне и напряженном движении это было небезопасно, так что я вышла прямо там, где он остановился. Мой маленький складной зонтик прикрывал лишь голову и плечи, и я быстро промокла. Добравшись до двери, я не смогла добудиться охранника, поэтому пришлось войти через черный ход. У меня тогда были собственные ключи…

Сейчас я выхожу из такси на залитую солнцем улицу. И в руках у меня уже ключи Гарри. Со времени капитального ремонта прошло уже три года, но пятиэтажное здание выглядит нарядно: затемненные зеркальные окна и свежая штукатурка, но тротуар возле несколько помпезного входа неровный, со странными черными прожилками, которые можно встретить отнюдь не на самых фешенебельных улицах Лондона. Соседние дома, заброшенные в связи с экономическим спадом, выглядят сиротливыми и запушенными.

На дверях висит объявление: «Продается помещение под офисы. Везде кондиционеры. Общая площадь пятьдесят тысяч квадратных футов. Десять фунтов за один квадратный фут.» Предыдущая цена «двенадцать фунтов» перечеркнута красным маркером. На плакате, приклеенном с внутренней стороны стеклянных дверей, изображена грозная овчарка и указано наименование охранной фирмы.

Когда Гарри купил это здание, он переименовал его в «Ричмонд Хаус» и приказал выгравировать над входом новое название. Состоялась церемония открытия. Именно там я впервые поняла, какому риску подвергает себя Гарри, взявшись за этот проект. Один из присутствовавших, вероятно, будущий арендатор, не зная, что я жена Гарри, заметил, что здание слишком удалено от делового центра.

На двери черного хода два замка. Я сразу подбираю нужный ключ. Внутри душно и стоит неприятный запах каких-то химикатов. Охранников, похоже, нет. Я поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж. Самая шикарная квартира, описанная в рекламном проспекте как «рабочие апартаменты», великолепно отделана и специально обставлена так, чтобы привлечь клиентов. В течение нескольких месяцев помещение не могли сдать. А Гарри, потеряв место в парламенте и утратив право на аренду отдельной квартиры неподалеку от палаты общин, переселился сюда.

Входная дверь из красного дерева отполирована до блеска. Разглядывая свое размытое отражение, я вспоминаю, как стояла здесь несколько месяцев назад, промокшая и замерзшая, как жаждала войти, снять туфли и посмотреть телевизионные новости, а затем отправиться на следующий поезд.

Сегодня я вхожу в застеленный ковром холл, без стука закрываю за собой дверь и прислушиваюсь к тишине.

Тогда я тоже закрыла дверь бесшумно, хотя и не ожидала что-то услышать. Я нагнулась, чтобы сбросить туфли, и тут мое внимание привлек какой-то странный звук. Внутри зашевелилось тревожное предчувствие. Постепенно мозг начал анализировать поступающую информацию. Прежде всего, сам звук. Какое-то шуршание – похожее на шуршание ткани. Затем направление – звук доносился из-за слегка приоткрытой двери спальни. Первым моим побуждением было тут же уйти. Слишком неловкая ситуация. Видимо, квартиру использует кто-то посторонний. Тогда во мне еще оставалась доля наивности.

Но я не ушла и даже не двинулась с места. Я вся превратилась в слух. Снова шуршание. Потом скрип. Один, другой… Постепенно они приобрели некий ритм. Я поняла, что это за скрипы. Их узнал бы всякий.

В груди у меня резко закололо. Я старалась не думать о Гарри, но не могла отделаться от пришедшей в голову мысли. Тяжелое предчувствие уже переполняло меня. Почти машинально я двинулась через холл.

Дверь была приоткрыта лишь на несколько сантиметров и мне пришлось тихонько толкнуть ее, чтобы увидеть кровать. Странно, но в эту минуту я почему-то осознала, что никогда не видела любовную сцену в этом ракурсе. И вообще я видела в кино не много любовных сцен.

Покрывало с кровати было сброшено. Ноги женщины крепко обвивали бедра Гарри и двигались в унисон с движениями его тела. Ягодицы у Гарри показались мне неожиданно широкими, белыми и бесформенными. Они ритмически напрягались. Я попыталась убедить себя, что это тело, в конце концов, может принадлежать кому-то другому (в безвыходных ситуациях нас посещают сумасшедшие мысли), но когда Гарри приподнял голову, чтобы посмотреть женщине в лицо, подобную мысль пришлось сразу оставить. Я безошибочно узнала его волосы, затылок, форму ушей.

Несколько секунд я стояла, словно пораженная молнией. Дыхание у меня перехватило. Лицо залила краска такого стыда, какого, кажется, не испытывала с детства. Парадоксально, но ревности я тогда не чувствовала.

К жизни меня вернули глухие стоны Гарри и высокие крики женщины. Их движения стали резкими. Мне захотелось испариться. Когда я тихонько отступала по холлу к входной двери, меня догнал почти животный хрип. Я не поняла, чей. Затем глубокий удовлетворенный смех. Он принадлежал этой женщине.

Я замерла. Ноги сковала судорога. В голове роились гневные мысли. Сколько же другого таит Гарри от меня? Какие еще темные страсти обуревают его душу?

Или это защитная реакция? Чтобы почувствовать, что жизнь еще повинуется ему?