Томас Харрис - Черное воскресенье

Майкл — южанин, значит, он глубоко привержен кодексу чести. Если тебя вызывают на бой, ты должен драться. Мужчина суров, силен, прям и честен. Он умеет играть в футбол, любит охотиться и не позволяет дурно говорить о женщинах, хотя в тесном кругу приятелей и сам обсуждает их, не стесняясь скабрезностей.

Когда ты — беззащитный ребенок, приверженность кодексу чести может тебя погубить.

Майкл научился не драться с двенадцатилетками, если этого можно избежать. Ему говорят, что он трус, и он верит. Он простак и еще не умеет это скрывать. Ему говорят, что он маменькин сынок, и Майкл считает, что это, должно быть, правда.

Вот он и дочитал перед классом свое сочинение. Он знает, как будет смердеть дыхание Эткинса-младшего. Учительница говорит Майклу: «Хороший гражданин своего класса», и не понимает, почему он отворачивается от нее.

10 сентября 1947 года, футбольное поле на задах школы Уиллет-Лорэнс.

Майкл Лэндер идет играть в футбол. Он уже десятиклассник, но родители не знают, что он выходит на футбольное поле. Майкл считает это своим долгом, он хочет полюбить футбол так же, как его одноклассники. Майклу любопытно, как он выглядит. Футбольная форма делает его, на удивление, неприметным; надевая ее, он не видит себя со стороны. В десятом классе уже поздновато начинать играть в футбол, и Майклу приходится многому учиться. Его удивляет то, что остальные ребята относятся к нему вполне терпимо. После нескольких дней жестоких захватов и задержек они поняли, что, хотя Майкл — игрок еще своем наивный, он способен кое-чего добиться и полон желания учиться у них. Для него настали хорошие времена. Уже неделю — одна лафа. Но лот родители узнают, что он играет в футбол. Они ненавидят безбожника тренера, который, по слухам, держит дома спиртное. Преподобный Лэндер теперь входит в школьный попечительский совет. Отец и мать подъезжают на своем «кайзере» к площадке для тренировок. Майкл замечает их, лишь когда слышит свое имя. Мать подходит к боковой линии поля. Она шагает по траве, не сгибая ног. Преподобный Лэндер ждет в машине.

«Снимай этот обезьяний наряд!»

Майкл делает вид, будто не слышит. Он играет крайнего защитника в младшей команде и участвует в свалках вокруг мяча. Он видит каждую травинку на поле. Перед ним — нападающий с красной царапиной на голени.

Мать шагает вдоль боковой линии, потом пересекает ее. Она все ближе. Двести фунтов холодной ярости.

«Я сказала: снимай этот обезьяний наряд и лезь в машину!»

В этот миг Майкл мог бы спастись. Он мог наорать на мамашу. Да и тренер выручил бы его, будь он попроворнее и не трясись так за свою должность. Майкл чувствует, что больше не вынесет взглядов ребят. Теперь ему уже не быть с ними.

Они переглядываются, и видеть выражение их лиц выше его сил. Он трусцой бежит к сборному домику, который служит им раздевалкой. За спиной слышатся смешки.

Тренеру приходится дважды повторять команду возобновить игру. «Маменькины сынки нам тут без надобности», — говорит он остальным.

В раздевалке Майкл не торопится. Он аккуратно складывает снаряжение на скамью, кладет сверху ключ от шкафчика. Внутри какая-то тупая тяжесть. По виду не скажешь, что он злится.

По пути домой на него так и сыплются оскорбления. Да, отвечает Майкл, он понимает, в какое неловкое положение поставил своих родителей. Он должен был подумать о них. И серьезно кивает, когда ему напоминают, что следовало бы поберечь руки: ведь ему предстоит играть на пианино.

18 июля 1948 года: Майкл Лэндер сидит на заднем крыльце родительского дома, убогого пастората при баптистской церкви в Уиллете. Он чинит газонокосилку. Ремонт косилок и электроприборов приносит ему небольшой доход. Сквозь сетку, которой обтянута дверь, Майкл видит отца. Тот растянулся на кровати, заложив руки за голову, и слушает радио. Думая об отце, Майкл прежде всего вспоминает его вялые белые руки и кольцо выпускника церковной школы в Камберленд-Мейконе, болтающееся на безымянном пальце. На юге, как и во многих других местах, церковь — чисто женский общественный институт. Мужчины терпят ее ради мира в семье. Здесь, в общине, преподобный Лэндер не пользуется уважением мужчин, потому что ни разу не вырастил урожай, не сделал ничего толкового. Проповеди его скучны и бессвязны, он сочиняет их, пока хор тянет гимн. Преподобный Лэндер проводит большую часть времени, составляя письма к девушке, которую он знал в колледже. Письма эти отец не отправляет, а запирает в жестяной ящик в кабинете. Открыть цифровой замок под силу и ребенку. Майкл уже несколько лет читает эти письма. Так, потехи ради.

Когда наступила половая зрелость, Майкл Лэндер очень изменился. В пятнадцать лет он высок ростом и тщедушен. Ценой значительных усилий ему удалось стать крепким троечником. Несмотря ни на что, он сумел сделаться вежливым и приветливым парнем. Майкл знает анекдот про лысого попугая и неплохо рассказывает его.

Веснушчатая семнадцатилетняя девчонка помогла Майклу понять, что он мужчина, и это принесло огромное облегчение. Ему много лет твердили, что он ущербный, а проверить это Майкл не мог.

Но когда Майкл Лэндер начал расцветать, какая-то часть его естества отделилась от него, так и оставшись холодной и настороженной. Это была та самая часть, которой Майкл ощущал невежество одноклассников. Та самая часть, которая в минуты грусти рисовала перед глазами яркий образ некрасивого маленького ученика; та самая часть, которая разверзала под его ногами ужасную бездну, когда он чувствовал, что его новому облику угрожает опасность.

Маленький ученик по-прежнему стоит во главе сонмища ненависти. Он знает ответ на все вопросы, и девиз его веры — «будьте вы все прокляты». В пятнадцать лет Майкл Лэндер — парень что надо. Опытный наблюдатель, возможно, и заметит немногочисленные внешние признаки чувств, владеющих им. Но сами по себе эти признаки не вызывают тревоги. Он не выносит, когда оспаривают его первенство. Он никогда не испытывал склонности к расчетливо-дерзостному поведению, которое помогает выжить большинству из нас. Он даже не мог играть в азартные игры, он не переносит их. Умозрительно Лэндер понимает, что такое умеренная агрессивность, но сам он на нее не способен. С эмоциональной точки зрения для него существует либо приятная атмосфера, в которой можно жить, ни с кем не соревнуясь, либо война не на жизнь, а на смерть, во время которой трупы оскверняют и предают огню. Золотой середины для него нет — только две эти крайности. А значит, нет и отдушины. И отраву глотал куда дольше, чем это под силу большинству людей.

Майкл уверяет себя, что ненавидит церковь, но при этом молится много раз на дню. Он убежден: молитва быстрее дойдет до Бога, если принять определенную позу. Лучше всего прижаться лбом к колену. Если возникает нужда сделать это на людях, Майкл должен придумать какую-нибудь уловку, чтобы никто ничего не заметил, уронить что-то под стул и нагнуться, чтобы достать обороненное. Если молишься, стоя на пороге или касаясь рукой дверного замка, молитва тоже оказывается более действенной. Он часто молится за людей, присутствующих в его воспоминаниях, в тех коротких вспышках, которыми память неоднократно обжигает его каждый день. Сам того не желая, не в силах остановиться, он ведет в часы бодрствования мысленные диалоги. Сейчас он тоже беседует сам с собой: