Юхан Теорин - Ночной шторм

Габриэль, одетый в зеленую куртку, сидел на плечах у Йоакима. Ливия в вязаной шапочке стояла между родителями и с подозрением смотрела в объектив.

Позади них, подобно горе из дерева и камня, возвышался Олудден.

Когда репортер уехал, вся семья отправилась на пляж. Ветер усилился, и солнце висело низко над крышами. Воздух наполнился запахом морских водорослей.

Казалось, они спускаются к пляжу на краю мира… Вдали от всех людей. Йоакиму нравилось это ощущение. Северный Эланд представлял собой крошечную полоску земли под бескрайним небом. Здесь плоская равнина плавно переходила в море, превращаясь в его глинисто-песчаное дно. Ровную линию пляжа изредка нарушали заливы, отделенные от моря песчаными косами.

Впереди к темно-синему небу устремлялись маяки.

Маяки Олуддена. Холмы, на которых они стояли, казались Йоакиму рукотворными, словно кто-то сделал в море насыпи из камня и гравия, подпер их большими камнями и залил сверху бетоном. В пятидесяти метрах к северу шел волнорез из больших камней, призванный защитить маяки от зимних штормов.

Ливия, державшая в руках Формана, внезапно устремилась к узкой дамбе, ведущей к маякам.

— Я с тобой! Я с тобой! — крикнул Габриэль. Но Йоаким удержал его, сказав:

— Мы пойдем вместе.

Через тридцать метров дамба разделялась на две узкие дорожки, ведущие к маякам. Катрин громко сказала:

— Не беги так быстро, Ливия! Это опасно.

Девочка остановилась и, показав рукой на южный маяк, крикнула:

— Это моя башня.

— Нет моя, — крикнул Габриэль.

— Моя, и точка, — заявила Ливия, использовав свое любимое выражение, выученное в детском саду.

Катрин поспешила к дочери и кивнула в сторону северного маяка со словами:

— Тогда это моя башня.

— Прекрасно. А я в таком случае беру себе дом, — сказал Йоаким.

Ливия засмеялась, но Йоакиму было не смешно при мысли о том, сколько работы его ждет предстоящей зимой. Ему и Катрин надо еще найти работу в школе, а по вечерам они будут заниматься ремонтом. Йоаким обернулся к дому.

«Уединенное место», — вспомнились ему слова из объявления.

Йоаким еще не привык к размерам нового дома, возвышавшегося над равниной. Две печные трубы, черные от сажи, поднимались над черепичной крышей. В окне кухни горел свет, но веранда и остальные комнаты были темными.

Столько семей жило в этом доме. Столько ног ступало через порог. Столько рук касалось обоев. Строители. Смотрители маяков. Прислуга. Все оставили свой след на хуторе.

«Когда вы приобретаете старый дом, он приобретает над вами власть», — вспомнил Йоаким слова из книги о ремонте деревянных домов. Для него с Катрин это было не совсем так. Они легко расстались с домом в Стокгольме, хотя знали семьи, для которых оставить свой дом было немыслимо.

— Пойдем к маякам? — предложила Катрин.

— Да! — вскричала Ливия. — Да, и точка!

— На камнях легко поскользнуться, — заметил Йоаким.

Ему не хотелось, чтобы Габриэль и Ливия утратили страх перед морем. Ливия плавала плохо, а Габриэль вообще не умел плавать.

Но Катрин с Ливией уже шли по узкой каменной дорожке посреди моря. Йоаким поднял Габриэля на руки и осторожно последовал за ними.

Камни были вовсе не скользкими, наоборот, неровными и шероховатыми. Местами вода размыла бетон, оставив голые камни. Ветер был слабым, но Йоакима это не успокаивало. Зима на Эланде славилась сильными ветрами и большими волнами. Удивительно, как эти маяки вообще устояли.

— Какой они высоты? — спросила Катрин, глядя на башни.

— У меня нет с собой линейки. Ну, может метров двадцать… — предположил Йоаким.

Ливия вскинула голову и посмотрела на маяк.

— Почему он не светит?

— Он загорится, когда стемнеет, — ответила Катрин.

— А второй никогда не горит? — Йоаким кивнул в сторону северной башни.

— Не думаю, — сказала Катрин. — С тех пор как мы приехали, ни разу не видела, чтобы он горел.

На развилке Ливия выбрала западную дорожку, не ту, что вела к «маминому» маяку.

— Ливия, будь осторожна, — предупредил Йоаким, глядя в черную воду.

Глубина не превышала двух метров, но его пугали тени и холод там, внизу. Йоаким хорошо плавал, однако в холодной воде купался неохотно, даже в самые жаркие дни.

Катрин уже взошла на холм и разглядывала окрестности. На севере виднелись безлюдные пляжи и рощи. На юге — луга и вдали несколько рыбацких хижин.

— Нет людей, — заметила она. — Я думала, пара соседей, по крайней мере, у нас будет.

— Их не видно за холмами, — возразил Йоаким и показал рукой в сторону северного пляжа. — Смотрите. Вы это видели?

Там были останки корабля на скалах всего в километре от маяка. Все, что осталось от потерпевшего бедствие судна: несколько выбеленных на солнце досок. Давным-давно корабль разбился о скалы и так и остался там. Его останки напоминали скелет древнего животного с торчащими наружу ребрами.

— Обломки корабля, — констатировала Катрин.

— Неужели они не видели маяка? — удивился Йоаким.

— Иногда и они не помогают. Особенно в шторм, — сказала Катрин. — Я с Ливией была там пару недель назад. Мы искали доски, но ничего не осталось.

Вход в маяк представлял собой арочный проем, заканчивающийся крепкой стальной дверью, так сильно проржавевшей, что от покрывавшей ее белой краски осталась лишь пара пятен. Замочной скважины в двери не было, ее запирал только ржавый навесной замок, но, когда Йоаким взялся за ручку, дверь не шелохнулась.

— Я видел связку с ключами в кухонном шкафу, — сказал он. — Надо ими попробовать открыть замок.

— Или позвонить в морскую службу, — сказала Катрин.

Йоаким кивнул и отошел от двери. На самом деле маяки не упоминались в контракте на покупку земли и дома.

— Маяки не наши, мама? — спросила Ливия, когда они снова были на берегу.

В голосе ее звучало разочарование.

— Нет, — ответила Катрин. — Но зато нам не надо о них заботиться, не так ли, Ким?

Она улыбнулась мужу, и тот кивнул:

— С нас и дома хватит.

Пока он был у Ливии, Катрин перевернулась в постели, и, когда он лег, жена невольно потянулась к нему руками. Вдохнув ее запах, Йоаким закрыл глаза.

Только этого ему достаточно для счастья.

Жизнь в большом городе закончилась. Стокгольм остался маленьким серым пятнышком на горизонте, и воспоминания об Этель поблекли.

Покой.

Снова раздались стоны из комнаты Ливии, и он затаил дыхание.

— Мама!

На этот раз это был не стон, а крик. Йоаким вздохнул.

Катрин приподняла голову и прислушалась.

— Что? — сонным голосом произнесла она.

— Мама! — снова закричала Ливия.

Катрин села. Она, в отличие от Йоакима, могла проснуться в одно мгновение.

— Я уже пытался ее успокоить, — тихо объяснил Йоаким, — думал, она заснула, но нет…